Мне и раньше доводилось видеть их. Так ведут себя раненые, когда от отчаяния опускаются. Стоит им перейти рубеж – и обратной дороги нет.
Флетчер покосилась на меня, словно хотела возразить, но вместо ответа тронула машину с места.
На Маркет-стрит нам то и дело попадались зомби, все, как один, тощие и грязные, бредущие на запад, одетые в какое-то тряпье, а то и вовсе без ничего. Их движения были нескоординированными, отрывистыми, сюрреалистическими. Если бы не бессмысленное выражение на лицах, это напоминало бы исход заключенных из Освенцима, Бельзена или Бухенвальда. Но у узников концлагерей, по крайней мере, в глазах что-то теплилось – пусть даже только страх и безнадежность. В зомби не ощущалось и этого.
Они были… отрешенными. От всего на свете и даже от самих себя. Странное зрелище: взгляд быстро перебегает с предмета на предмет, ни на чем не останавливаясь, лица решительно ничего не выражают, конечности дергаются.
Флетчер притормозила, чтобы объехать кучу камней. По большей части зомби не обращали на нас внимания. Грязное существо, мужчина это или женщина – разобрать невозможно, – ковыляло рядом с машиной. Оно провело рукой по капоту; лицо его стало почти счастливым.
– Он выглядит так, словно накачался наркотиками, – заметил я.
Флетчер кивнула. Она славировала между двумя горами кирпичей и повернула на боковую улицу. В развалинах на левой стороне я узнал Брукс-Холл. Вместо афиши на нем была надпись: «Святой Франциск снова терпит мучения». Кто мог оставить здесь такое послание?
Мы выехали на широкое грязное поле. В противоположном его конце неясно вырисовывались руины, напоминавшие разрушенный замок, – все, что осталось от Сити-Холла. Еще угадывались широкие каменные ступени, а то, что когда-то было великолепной площадью, превратилось в пустырь, заваленный бетонными глыбами.
Здесь больше ничего не росло.
– Что дальше? – спросил я.
– Выйдем и немного прогуляемся. – Что?
– Не бойтесь, это безопасно.
Флетчер похлопала меня по руке и вылезла из машины. Оставалось только следовать ее примеру.
Площадь запрудили… люди.
Они выглядели не так изможденно, как те, которых мы видели на Маркет– стрит.
Тоже зомби? Не совсем. В основном молодежь от двадцати до тридцати лет.
Встречались и подростки, но детей и стариков почти не было.
В большинстве своем обнаженные или самым невероятным образом одетые, одежды своей они словно не замечали. Казалось, кто-то посторонний натянул на них случайные вещи или они сами нацепили то, что попалось под руку. Одежда их не грела, не соответствовала нормам приличия.
– Ну и что? – обернулся я к Флетчер. – Такое я видел и раньше. Это – спятившие раненые.
– Разве? – усмехнулась она.
– Ну конечно… – Я заговорил, но, взглянув на нее, осекся. – Что-то другое?
– Попробуйте выяснить, попробуйте поговорить с ними.
Я посмотрел на нее как на ненормальную. Поговорить с ними?
– Это совершенно безопасно, – заверила Флетчер.
Я окинул взглядом толкущиеся на площади фигуры. Они двигались без цели, но походка была нормальной.
Я остановил выбор на молодом парне лет шестнадцати, а может, и двадцати пяти – поручиться не могу. Длинные темные волосы свисали ниже плеч, а весь его наряд состоял из старой серой рубашки. У него были большие карие глаза и привлекательная внешность.
Подойдя, я дотронулся до его плеча. Он тут же повернулся с выражением, отдаленно напоминающим ожидание. Его глаза казались бездонными. Юноша недоуменно изучал мое лицо и, видимо не найдя в нем ничего интересного, собрался было уже отвернуться.
– Подожди, – попросил я. Парень снова повернулся ко мне.
– Как тебя зовут?
Он моргнул, уставившись на меня.
– Как твое имя? – повторил я. Его губы дрогнули и зашевелились.
– Мя, мя, мя? – Он безуспешно пытался повторить мои слова и улыбался, прислушиваясь к звукам. – Мя, мя, мя, мя, мя, – бормотал он.
Я положил руки ему на плечи и заглянул в глаза, стараясь установить контакт.
Парень отвернулся. Повернув его лицо, я снова заглянул в глаза.
– Нельзя, – твердо сказал я. – Смотри на меня. Он неуверенно заморгал.
– Кто ты? – Баб.
– Габ? Может, Боб?
– Баб, баб, баб… – Он расплылся в счастливой улыбке. – Баб, баб, баб, баб, баб…
– Нет, – сказал я. – Нет.
И снова внимательно посмотрел на него.
– Нет, нет, нет, – отозвался он. – Нет, нет, нет. – И снова: – Баб, баб, баб…
Баб, баб, баб…
Я отпустил его, и он пошел прочь, по-прежнему бубня себе под нос. Я повернулся к Флетчер: