2.
И метель в глаза и в уши лезет,
не имея вовсе интереса.
И глаза, и речи невпопад.
Так мосты разводит Ленинград.
3.
И вот вагон твой семенит,
вагон перебирает ноги.
Постель приносит проводник
Харон. Не пропадай в дороге.
***
Пахнет землёй,
мятой мятою.
Ты на кресте,
я на кресте,
распятые.
***
Погодите ещё минуту,
у меня к кому-то вопрос.
Улыбается почему-то
поцелуем распятый Христос.
***
День седьмого ноября
праздник не случайный.
Но страна, но я, бля,
его не отмечаем.
Утро поэта
Солнце встало.
И я с приветом.
Просыпайся, женщина.
***
Перед зимою
плачет и мокнет.
Как ты живое
делаешь мёртвым?
***
Свет звезды и предрассветный хлев.
Иисус, овца и божья матерь.
Пастухи, волхвы, вино и хлеб,
запах чеснока и благодати.
***
Снежно-воронья зима.
Тропинки на улицах,
щелинки на глазах.
***
И я ушёл в размер,
в свет, воду, вой,
в текучесть плазм.
Я слышу, как Гомер
чеканит череп мой,
как Модильяни
надрезает глаз.
Из пыли океанских пен,
свинцовых вод
я стану в позу.
Патологоанатом Бенн
в мой розовый живот
посадит розу.
***
Обросший знаками,
бродит мостами Петербурга
Белый.
***
Имя, адрес, время
в одной строке.
1937-й.
***
Текут краски.
Мона Лиза
оплодотворяет Подсолнухи Ван Гога.
Страшный суд
Вот фрагмент: Варфоломея
нож из всех ножовых сил
с очень страшного злодея
кожу снял и отпустил.
***
Вниз головой посередине дня –
Пётр так желал – распяли.
Как холодеют гениталии! –
Пётр смотрит на меня.
***
Вокзал. Сортир.
Едва начало дня.
Безликие деревья у сортира.
Однажды мир
проснётся без меня.
И я без мира.
***
Ходишь, красная, с сиськами.
Кто тебя любит, лапает?
На какой частоте тикают
твои кровяные клапаны?
***
Древесный камень –
Голова Ван Гога.
«Тебе на память», –
говорил Гогену.
Художники любили офигенно
жизнь, свет и тень
и поддавки от бога.
На острова дорога,
в поле.
И каждый день –
бездарно и напрасно.
Признание, безумье –
это после.
Сегодня – солнце
пашет красной краской.
***
И где-то в стране странной,
где никогда не бывал Гумилёв,
выходит охотиться траппер
на белых львов.
Он заболеет скарлатиной, гриппом, шуткой Ватто
и всё-таки приплывёт на льдине,
и всё-таки привезёт Вам корзину
серебряных северных цветов.
***
Дремучесть предночного холодка
к виску ещё не подступившей ночи.
И звёзды топчутся,
когда точильщик точит.
И не «о чём», не «что»,
а только «как».
***
Потому и прекрасен мир,
что мы на него
из него смотрим.
***
Милые, вы каждый день со мною:
рядом, под ногами, за спиною.
***
Идёт Заратустра.
За ним идёт Огонь.
За Огнём идёт Пепел.
Из Пепла вышел Человек.
Из Человека Женщина.
Из Женщины Любовь.
Заратустра Огонь.
Заратустра Любовь.
Куда идёт Заратустра?
***
Оттолкнёмся от берега, лодка течёт.
Всё равно заплывём за реки середину.
Видишь: звёзды считает ночной звездочёт.
Может, он этой ночью и наши сочтёт
без вины виноватые вины.
***
Снег. Лютый полдень. Гололедь.
И плачет псина.
Всё распишу, как Рафаэль смерть.
Красиво.
***
Без денег
нет революции.
Одно мордоплюйство.
***
Между живым –
я –
и мёртвым.
***
Я столько насмотрел.
Теперь мне надо:
ночь, щель, карандаш.
***
День осветит полмира и сгинет.
Снова ночь улыбнётся гиеной.
И расстелется тайной сангины
островов жизнелюбца Гогена.
***
От А. Фета с приветом «здрасьте»
до безрадостного Экклезиаста
и поэзии после Бродского,
нам сказали, суть идиотские.
Что поэзия? Это жжение
в одном месте, в другом – сгорание.
Плохо пишут красивые женщины,
некрасивые слишком правильно.
Что поэзия? – рыжая вруля,
не приложишь её к ране.
Что в итоге её выбирает? –
крест, изгнание, петля, пуля.
***
Что в тебе, наби?
Ни дать, ни взять,
так, одна слеза.
Приходи любить,
научу страдать.
В небесах, наби,
не твоя звезда,
так, случайный блик.
Приходи страдать,
научу любить.