Он выглядел явно старше, чем был. Очевидно, из-за пристрастия к выпивке. Из рубашки без воротника торчала грязная шея. Он нервно потер щетину на небритом подбородке, когда увидел, что я приближаюсь к нему.
Когда я подошел поближе, он изобразил на лице улыбку:
— Добрый вам вечер, сэр! Что будете пить?
— Пожалуй, «Джеймсон», — сказал я. — Большой. Будет в самый раз для сегодняшней ночи.
Он замолчал, не отрывая от меня глаз и приоткрыв рот. Улыбка исчезла с его лица.
— Англичанин? — шепотом спросил он.
— Точно. Один из этих фашистских зверюг из-за пролива, хотя, как я полагаю, все зависит от того, на чьей вы стороне.
Я сунул в рот сигарету, а он достал коробку спичек, чтобы дать мне огня. Но его руки так тряслись, что мне пришлось взять его за запястье, чтобы прикурить.
— По правде говоря, тихо у вас тут. Хоть кто-то есть?
И тут позади я почувствовал движение. Мягкие шаги, словно ветер прошелся по траве в лесу. Кто-то спокойно произнес:
— Кто, кроме дураков, будет вылезать наружу ночью в такие времена, когда он может сидеть дома в безопасности? А, майор?
Он возник из полутьмы, что царила в конце комнаты; руки глубоко засунуты в карманы темно-синего двубортного пальто с поднятым воротником, из тяжелого мелтонского сукна, какие обычно носят деловые люди.
Он был ростом в пять футов и два, от силы три дюйма; его можно было бы принять за мальчика, если бы не бледная, какая-то сатанинская физиономия под острым козырьком твидового кепи и темные глаза, словно постоянно устремленные в вечность. Редко доводилось видеть таких — словно измученный, отлетевший дух не от мира сего.
— А вы проделали длинный путь из Керри, — сказал я ему.
— Откуда вы знаете?
— Я имею в виду ваш акцент, разве не так там говорят? Моя мать, храни ее Бог, была из Страдбелла.
Что-то изменилось в его взоре. Мне показалось, он удивился, хотя я понимал, что такой человек не так уж часто будет обнажать чувства по какому бы то ни было поводу. Но он не успел ничего ответить, как из тьмы прозвучал тихий голос:
— Давай-ка сюда майора, Бинни.
Там был ряд деревянных кабин с дверьми из матового стекла, чтобы создать интимную обстановку для посетителей, еще один реликт викторианских времен. В крайней кабине за столом сидела молодая женщина. На ней были теплая мешковатая полушинель и шарф, окутывающий голову. Из-за этой одежды больше ничего нельзя было рассмотреть.
Бинни, стоя сзади, неумело обшарил меня сверху донизу в поисках припрятанного оружия; делал он это так неловко, что я мог бы трижды прикончить его, если бы захотел.
— Доволен? — спросил я.
Он отступил назад, и я повернулся к девушке:
— Саймон Воген.
— Я прекрасно знаю, кто вы такой.
— Значит, у вас есть преимущество передо мной.
— Нора Мэрфи.
Судя по говору, она была скорее американкой, чем ирландкой. Действительно, вечер сюрпризов. Я сказал:
— И вы собираетесь пойти на катере из Обана?
— И вернуться обратно.
На этом можно было считать, что формальности успешно выполнены; я выдвинул стул из-за стола и уселся.
Я предложил ей сигарету, и, когда поднес спичку в сложенных ладонях, огонек на мгновенье выхватил ее лицо из темноты. Темные, холодные глаза, высокие скулы и широкий, несколько чувственный рот.
Когда спичка погасла, она сказала:
— А вы выглядите удивленным.
— Я ожидал встретить мужчину.
— Так похоже на всех вас!
— На высокомерных англичан, хотите вы сказать? Носок сапога для собаки и плеть для женщины. Разве не так говорят? Думаю, что у меня появилась такая возможность.
Она рассмеялась, чем удивила меня, хотя было похоже, что она сделала это вопреки своему желанию.
— Принеси человеку виски, Бинни, только убедись, что это «Джеймсон». Майор всегда пьет «Джеймсон».
Он пошел к бару, а я спросил:
— Он кто, ваш друг?
— Его зовут Галлахер, майор Воген. Бинни Галлахер.
— Молод для таких дел.
— Но довольно стар для своего возраста.
Бинни поставил бутылку и единственный стакан на стол и оперся на перегородку, сложив руки.
Я наполнил стакан и сказал:
— Похоже, вы все знаете обо мне, мисс Мэрфи.
— Саймон Воген, родился в Дели в 1931 году. Отец — армейский полковник в Индии. Мать ирландка.
— Тем больше стыда на ее голову!
Она как бы не слышала моего замечания и продолжала:
— Винчестер. Сэндхерст. Военный крест в полку Герцога Веллингтонского в 1953 году. Они должны гордиться вами там, в академии. Офицер, джентльмен, убийца.
Когда она сердилась, американский акцент был еще более заметен. Настала явно умышленная пауза, они ожидали моей реакции. Когда я сделал невинный жест, протянув руку к бутылке, то этого было достаточно для Бинни, который моментально опустил руку в карман пальто.
— Будьте осторожны, — сказал он.
— Я сама с ним справлюсь, — ответила она.
Я не мог быть до конца уверен, что вся эта уловка не задумана заранее, чтобы проверить меня, но то, что они говорили по-ирландски, представлялось интересным. Уж если эта девушка, Мэрфи, так много знала обо мне, как хотела показать, то она должна знать и то, что я бегло говорю по-ирландски благодаря моей матери.