В прошлом году у нее был парень, который соблазнил ее великолепной едой. Несколько недель они пировали вместе, деля феноменальные расходы пополам, в самых чудесных ресторанах, какие только мог предложить Лондон. Но стоило Шарлотте уступить его обаянию, как выяснилось, что его страсть к еде — просто показуха. Дома он пил оранжад и пожирал дешевые, полные хрящей гамбургеры, которые доставал из морозильника. За исключением тех случаев, когда приглашал на обед друзей, чтобы похвастать своими познаниями в кулинарии, он оказался совершенно равнодушен к любимому развлечению Шарлотты. «Открывая в очередной раз меню, — обычно говорила она, — я чувствую себя так, словно у меня начинается новый роман». Но тут она явно ошиблась. Он прекратил показуху, и она его бросила, усомнившись еще раз в своем благоразумии.
У Шарлотты было достаточно конфликтов в детстве и унизительных ситуаций в юности. Но то, каких мужчин она выбирала, сейчас сильно ее беспокоило. Ей надоедали репортер из конкурирующей телекомпании и зануда Джонатан Слоуп, а симпатичные мужчины из ее профессионального круга не обращали на нее внимания. Больше всего ее расстраивало то, что мужчины, столь же честолюбивые, как и она сама, которые могли бы стать хорошими друзьями и, возможно, мужьями, ее не переносили. Похоже, они искали женщин, способных восторгаться ими. Только этим можно объяснить, почему ей всегда так катастрофически не везло в личной жизни.
Они принялись уже за вторую бутылку калифорнийского вина, когда Шарлотта спросила у Пола, какое впечатление произвел на него Дэвид Стоун.
— Он отличный бизнесмен, — ответил Пол между двумя глотками вина. — И знаете, у него нет шофера. Он сам водит старую «вольво». Это довольно странно, если учесть, что он, должно быть, богат. И еще он носит джинсы. — Видимо, Пола озадачили подобные чудачества.
— Думаю, именно так и ведут себя настоящие богачи. — Шарлотта пожала плечами. — Им не нужно самоутверждаться, а потому не нужно выставлять напоказ свои деньги. Они считают, что новые машины и модные костюмы — это пошлость. — Шарлотта заметила недоумение на лице Пола. — И еще: по-настоящему богатые люди говорят на простом английском языке. Они не стараются слишком профессионально рассказывать о своей работе или укрепить свое положение в обществе тем, что употребляют чересчур сложные выражения, описывая, чем они занимаются. Я имею в виду, когда другие говорят «приобретаю» и «задаю вопрос», они говорят «покупаю» и «спрашиваю».
— Мне кажется, ему не нравятся люди, имеющие отношение к Сити, — задумчиво пробормотал Пол, вспомнив, с какой неохотой Стоун рассказывал о своей работе. Только когда Робертс пообещал хранить тайну, Дэвид показал ему свои лаборатории. Аналитик считал, что он действительно сдержал слово. Во всяком случае, в прессу это не попало.
Двадцать минут спустя они стояли на тротуаре, высматривая маленький желтый огонек свободного такси для Шарлотты. Пол заметил, что для него будет очень необычно первый раз в жизни увидеть себя на экране телевизора, и, поддавшись на миг вспыхнувшему желанию, наполовину объяснимому количеством выпитого вина, Шарлотта спросила, не хочет ли он вечером в воскресенье приехать к ней, чтобы вместе посмотреть программу новостей. Он охотно согласился и усадил ее в такси. Такси быстро затерялось в потоке машин, направлявшихся в сторону Южного Кенсингтона, а Робертс зашагал к Ноттингхилл-Гейт, чтобы на метро добраться домой. Он был чрезвычайно доволен проведенным вечером и самим собой.
Дэвид Стоун запирал на ночь дверь Уэсторп-Холла. Если не считать обычного потрескивания половиц и тиканья дедовских часов, в доме стояла тишина. Поднимаясь в спальню, он думал о том, как глупо одному жить в таком громадном особняке. Но только когда он погасил свет и в темноте вытянулся на кровати, он ощутил всю боль от удара, который нанесла ему своим решением Элен. Она ушла. Его сын ушел давно. Теперь он один. «По крайней мере, у меня осталось мое дело», — подумал он и чуть не поперхнулся: какая ирония судьбы! Он послал проклятия отцу и повернулся на бок.
Глава пятая
У Чарльза Рейвенскрофта были все признаки выпускника частной привилегированной школы в Итоне: обаяние, манера говорить нарочито туманно, когда речь идет о конкретных вещах; стремление дважды получить объяснение, если что-то было ему непонятно, и аура власти, в которой редко кто сомневался. Ему исполнилось сорок пять лет. Рост у него был чуть меньше шести футов. Прямые светлые волосы он стриг не очень коротко и зачесывал назад, обнажая высокий лоб. Отпрыск банкирской семьи, он, как и его отец, носил скромные, по хорошо скроенные костюмы из отличного материала, сшитые не для того, чтобы отдать дань моде, а чтобы подчеркнуть его широкие плечи и узкие бедра.