Чарльз возглавлял департамент международных операций банка «Броди Макклин». Его подразделение занималось кредитованием иностранных компаний и правительств и управлением фондами заморских клиентов, которые хотели разместить капиталовложения в Англии, но предпочитали, чтобы за них это сделало какое-то финансовое учреждение на месте. К несчастью, Чарльз был по горло занят также переговорами с нью-йоркским банком «Эмпайр Нэшнл», следствием чего были телефонные звонки в любое время суток, так что казалось, будто американцам совершенно неизвестно о разнице во времени между двумя странами.
Когда он получил краткое распоряжение «немедленно» явиться на совещание по поводу компании «Мартиндейл» в кабинет Джеймса Мэлпаса, он почувствовал легкое раздражение. Кто-то думает, будто по требованию Мэлпаса он должен все бросить. Департамент Чарльза подсунул «Мартиндейл» своим иностранным клиентам в те дни, когда компания считалась фаворитом на рынке ценных бумаг. Правительства нескольких арабских государств по-прежнему были держателями значительных пакетов акций, но Чарльз никак не думал, что обязан присутствовать на совещании по поводу этой компании.
Едва он и Пол Робертс заняли свои места за столом, как Джеймс быстро обрисовал ситуацию. Он объяснил, что у Пола готов подробный отчет об этой компании, так что самое время немного вздуть цены на ее акции.
— А почему они сами не могут выйти в Сити, чтобы привлечь к себе интерес? — спросил Рейвенскрофт и, не дожидаясь ответа, добавил: — Или пусть этот, как его там, посадит своих акционеров в «торнадо» и войдет в штопор. Или что-нибудь в таком духе. Обычно это вызывает некоторое оживление среди клиентов.
Мэлпас рассвирепел и, избегая смотреть в блекло-голубые глаза Чарльза, объяснил, что Певз не вызывает большого доверия. Чем меньше он будет контактировать с акционерами, тем лучше. Прошло несколько минут, прежде чем выпускник Итона осознал, что могущественная когда-то корпорация, производившая электронное оборудование, стоит на краю финансовой пропасти. Рейвенскрофт сделал строгое лицо.
— Может быть, мне стоит посоветовать своим клиентам выходить из «Мартиндейл» и перебрасывать деньги в другую компанию, работающую в аналогичной области? Есть еще какие-нибудь идеи? — спросил он с наивным видом у Пола.
По всей вероятности, Чарльза не очень беспокоило, что «Мартиндейл» может перейти в другой банк, если Певзу станет известно, что иностранные клиенты «Броди Макклин» начали избавляться от ее акций. В этом случае именно Мэлпасу предстоит объясняться с правлением.
— Вы ведь специалист по «Мартиндейл», не так ли? — мягко спросил Пола Рейвенскрофт. — Как вы оцениваете ситуацию? Вы бы оставили у себя их акции, будь вы акционером?
Чарльз обратил внимание на то, что молодой аналитик испугался и бросил быстрый взгляд на Мэлпаса, прежде чем ответить. При этом он не заметил, что его вопрос привел в ярость Джеймса. «Какие к черту акционеры, — думал Мэлпас. — Главное — получить комиссионные».
Пол откашлялся и заглянул в свои записи.
— У них достаточно заказов, чтобы загрузить производственные линии. Это означает, что у компании есть значительные резервы. Их продукция до сих пор пользуется спросом. Стоимость акций компании действительно занижена — для того, чтобы их покупали.
— Вот именно! — гневно воскликнул Мэлпас. Он был так возбужден, что, казалось, с ним вот-вот случится припадок. Джеймс привык, чтобы его указания не обсуждались и выполнялись немедленно. Он не нуждался в советах Чарльза Рейвенскрофта, который был известен своими продолжительными деловыми ленчами и размерами «представительских» расходов.
— Когда появится этот отчет? — В голосе Рейвенскрофта прозвучала покорность, и Робертс понял, что тому просто надоело спорить.
— В понедельник утром, — ответил Пол.
Рейвенскрофт посмотрел на часы и, усмехнувшись, поднялся. Для него было невыносимо иметь дело с такими, как Мэлпас, который совершенно выходил из себя из-за какой-то чепухи.
Джеймс мрачно посмотрел в спину удалявшемуся Чарльзу. Он бы с радостью оторвал ему руку и заткнул ею его глотку. А Чарльз вознесся на лифте к себе на верхние этажи банка, где повсюду были ковры и тишина, и в голове у него звучала приятная мелодия Дебюсси.