– Малявка, это я его толкнул. Извини… ничего не видно из-за проклятого тюка.
– Толстяк?!
Некто по имени Малявка пнуло меня в живот – на удивление болезненно для существа столь маленьких размеров – взлетело вверх… и засветилось, слабым розовато-золотистым сиянием.
– Глазам своим не верю!
Я тоже не верил, однако счел за лучшее промолчать. Конечно, ирландская ночная фея – это не столь уж экзотичное существо, но фея с синяком под глазом и в платьице с ну очень откровенным декольте…
– Толстяк! Ну и ну! Я думала, лапы вашей банды не будет в городке месяц, а то и два!
– Правильно думала.
Исходившее от феи сияние достигло гоблина, вернее, тюка в его лапах, и я смог разглядеть, что за острые предметы потыкались в мою спину. И впрямь клинки… хоть и в ножнах…
– Да? И кого же я вижу, эльфа? И что это за половая тряпка?
– После, Малявка, после. – Гоблин принялся протискиваться между столов. – Сначала нам нужно сдаться Маку.
– Все вы так говорите, – разочарованно прощебетала фея – и погасла.
Удивительно, но и в наступившей темноте я сумел подняться с пола и догнать Толстяка на полпути к стойке, не наступив при этом ни на чью ногу, лапу или другую конечность.
– Сдаться?
– Мак не любит, когда у посетителей слишком уж большой арсенал, – не оборачиваясь, отозвался гобл. – Надпись над стойкой видишь?
– Нет!
– А теперь?
Я так и не понял, что сделал Толстяк. Вроде бы просто щелкнул пальцами у меня перед носом. Но внутри салуна начало светлеть… правда, свет этот имел какой-то странный фиолетовый оттенок.
– Теперь вижу.
Не заметить её было сложно – надпись «Один ствол, один клинок, одна жизнь» протянулась над верхним рядом бутылок практически на всю стену.
– Хорошо. Кста, – шепнул гобл, – нам повезло. Мак в хорошем настроении.
Уже привычно я удержал крик «врешь ты все!».
Потому что кроме бутылок и надписи сумел разглядеть и бармена.
Это был гном – крупный, с пушистой бородой. Окажись рядом папаша, он, думаю, запросто смог бы сказать: принадлежит род этого коротышки к числу норвежских лесных, или перед нами выходец из-под Уральских гор. Меня же в данный момент больше занимал тот факт, что на гноме была красная косынка и красный же фартук поверх кольчуги… и что бармена, настолько похожего на мясника, мне пока не доводилось встречать.
Справа от гнома на стойке высилась полупустая Кружка, нет, КРУЖКА, зачем-то прикованная цепью за ручку – хотя сдвинуть эту посудину в наполненном состоянии взялся бы разве что пьяный тролль. Слева покоилась дубинка. По сравнению с кружкой она выглядела хлипковато… впрочем, первый же взгляд, брошенный за спину бармена, сразу поднимал деревяшку в цене – там, прислоненные к вмурованным в стену бочкам с надписями «ром» и «скотч», дремали секира и кремневый пистоль. Калибром оба этих предмета не сильно уступали кружке, а обрамлением для них служила богатая коллекция расколотых черепов. Человеческие, насколько я успел разглядеть, были в меньшинстве. С одной стороны, это слегка обнадеживало, с другой же… рука у меня сама по себе потянулась к затылку… кто знает, каких именно экземпляров недостает этому френологу?[1]
– Дарова, Мак!
– Не твоими молитвами, – голос у гнома оказался слегка шепелявый, – Толстяк. И я не ждал тебя.
На всякий случай я притормозил около ближайшего стола, к счастью – пустого. Если беседа, на манер хогбенского ручья, пойдет в неправильное русло, прикрытие из дюймовых досок окажется как нельзя кстати.
– Ты ж знаешь, Мак, люблю я устраивать сюрпризы хорошим приятелям.
– Тебя давно пора вздернуть.
– В твоих устах это звучит как похвала. Куда скинуть барахло?
– Приложился башкой, зеленый? Дверь справа от стойки, – гном развернулся в указанном направлении, видимо, желая убедиться, что за последние минуты никто не украл эту дверь, а заодно и стену.
– И еще как приложился! – почему-то с радостью подхватил гоблин. – Прикинь, бородавка, я чуть не пробурил этот ыгыгский холм насквозь!
– Раз ты здесь и на лапах, значит, шарахнуло мало, – последние слова гном проворчал уже в спину Толстяка… а затем повернулся и глянул на меня – так, что я очень захотел нырнуть под стол уже сейчас.
– Мистер Хавчик…
– Ты – федеральный маршал?
Сказать, что подобный вопрос был неожиданным, значило бы сильно преуменьшить.
– Нет.
– Я так и думал, – кивнул гном. – Так вот: мистером Хавчиком называют меня только федеральный маршал Исайя и шериф Билл Шарго. Остальные зовут Мак, мистер Мак, старый Мак или, – тут последовало нечто длинное и настолько типично гномское, что я даже и не попытался запомнить хотя бы первые пару слогов.
– Понятно?
– Да, сэр! То есть простите, мистер Мак, – поспешно добавил я.
– Хорошо.
Я немного потянул время. Во-первых, надо было убедиться, что гном действительно сказал все, что пока хотел. Во-вторых же, мне хотелось дождаться возвращения Толстяка, но чертов гобл куда-то запропастился.
– Гоблин, – я кивнул на дверь, за который пропал Толстяк, – сказал, что у его банды был кредит у вас.
Мак начал протирать стаканы. Понаблюдав за этим три стакана подряд и не дождавшись ни ответа бармена, ни возвращения гоблина, я решил сделать еще одну попытку.
– Это правда?
Прежде чем ответить, гном довытирал еще один стакан.
– А твое что за дело?
– Я вроде как их наследник.
Гном принялся за рюмки.
– Раз так, – каждое слово сопровождалось мелодичным «дзынь» очередной выставляемой на прилавок рюмашки, – то ты наверняка озаботился наличием бумажки с печатью нотариуса, где наверху было бы красиво написано: «Завещание». Или… не озаботился?
– Убью чертова гоблина!
Не то чтобы я проорал это на весь салун… правильнее было бы сказать: буркнул в усы… ну, в то, что я называю своими усами за неимением лучшего. Но судя по ухмылке, бармен расслышал эту фразу… и не только бармен.
– Слышь, Мак, ну хватит дергать бобра за это самое! Народ, понимаш, волнуется!
Вышеупомянутый гоблин вдруг обнаружился совсем рядом – так, что я чуть не подпрыгнул. Подкрался, зараза…
– Народ?
– А то! – Коготь гоблина изобразил некую замысловатую фигуру… и указал на меня. – Вот! Разве плохой народ, ы?
– Под народом, Толстяк, – скучающе произнес гном, – подразумевают нечто большее, чем одно-единственное существо.
– Знать не знаю, чего ты там подра – и так далее, – отмахнулся лапой гоблин. – Меньше слышишь о твоей половой жизни, лучше спишь, гы-ы-ы!
Ответ бармена так навсегда и остался для меня загадкой – Мак перешел на гоблинский, кажется, с добавлениями Старой Речи. Судя по тому, с каким вниманием и видимым наслаждением вслушивался в эти звуки Толстяк, речь бармена состояла из отборнейших ругательств.
– Жаль, – коротко подытожил он, когда гейзер имени Мака закончил извергаться.
– Чего? – вновь переходя на человеческий, осведомился гном.
– Что я писать не выучился, – печально вздохнул Толстяк. – Наверняка ведь забуду половину.
– Ничего страшного, – гном зевнул. – Забудешь – приходи в салун, и я с удовольствием освежу твою память.
– Ты лучше расскажи про наши бутылки, – вкрадчиво предложил гобл.
– Запросто. Как только ты расскажешь мне о том, что завтра на пороге не появится Кривоклык с остальными твоими дружками. И, Толстяк, – добавил гном, – постарайся, чтобы этот рассказ был очень убедительным.
– Как ты сказал: «запросто», – фыркнул гоблин и, повернувшись ко мне, произнес: – Эй-парень, расскажи ему… только, ради задницы Сидящего, медленно.
Я последовал его совету, вытащив револьвер – двумя пальцами за рукоять и очень медленно. Гном отставил в сторону тарелку, выудил из-под прилавка шелковый мешочек, из которого, в свою очередь, извлек очки, квадратные, с золотой оправой, – и нацепил их на нос, отчего-то сразу приобретя еще более зловещий вид.
1