- ...Так что молодец. Хорошее дело делаешь. Хорошее и чистое.
- Спасибо на добром слове, Борис, - Гиви был искренне польщен этой оценкой его нынешнего статуса и так же искренне поинтересовался: - Ты-то как?
- Все в порядке. Внуки растут. Старший на компьютере помешался. Представляешь? Мы в его возрасте... и слова-то такого не знали.
- Да какой компьютер! Я до сих пор помню, как в Швеции - ну когда мы на Европе золото взяли - телефон с кнопочками увидел... В первый раз. Полночи игрался.
Они немножко посмеялись. Гиви чуть погромче, но очень вежливо. Борис - посдержанней.
- Ну а что врачи-то говорят? - отсмеявшись положенное время, поинтересовался Гиви.
- Врачи? Врачи плохо говорят. Но это неважно.
- Да ты что ж такое говоришь, Борис?! - от души возмутился Гиви. Как это - неважно? Что ж тогда важно?
- Важно что? Важно все, что наметил, закончить. Тогда и уходить не обидно. Да ты не смотри так, Гиви. Погоди еще меня хоронить. Рано. Я одно знаю: пока убийце Володи Коваленко в глаза не посмотрю - не уйду, - последнюю фразу Борис произнес с неожиданной силой и без всяких пауз.
- Значит, не быть ему пойманным! - пожелал восточный человек Гиви.
- Не шути так, не нужно. Володя Коваленко мне другом был. Хоть, может, дружбой моей и не гордился. Я ведь не кому-то - себе пообещал, что до убийц его доберусь. А это, брат, серьезно. Что у мента этого?.. Как его?..
- Борихина?
- Да, у него. Не выходит, что ли, ничего?
- Ну выходило б - так все уже знали бы.
- Да, это верно. Ты приведи его ко мне, Гиви. Ладно?
- Кого, мента?! - грузин ушам своим не верил.
- Да, смешно, - проговорил Борис, хотя Гиви никогда бы не смог смеяться над таким человеком. - Но я не шучу. Я-то лучше его знаю, что вокруг делается. Может, и подскажу чего... В память о Володе.
- Ладно, Борис, как скажешь.
Гиви сразу понял: то, ради чего его сюда позвали, уже произнесено, и поднялся. Кивком головы Борис дал знать, что оценил его тактичность, а на словах добавил:
- Спасибо. И не тяни с этим особенно, Гиви, А то врачи и вправду плохое говорят...
На улицах большого города люди редко обращают внимание друг на друга. И в этот вечер по широкому тротуару тек куда-то плотный и безликий поток горожан, и каждый в нем был занят своими заботами и своими мыслями. Но вдруг у дверей магазина "Искусство" в этом ровном потоке стали появляться чуть заметные завихрения, маленькие водоворотики: люди почему-то приостанавливались на секунду, оглядывались, и кое-кто шел дальше, уже невольно улыбаясь.
Лиза не вышла - вылетела из магазина, и такое нетерпеливое ожидание было написано на ее лице, такая готовность к счастью, что они не могли не привлечь к ней внимание прохожих. Сама она не замечала этих взглядов сочувственных, умиленных, а порой и насмешливых, сама она продолжала полет навстречу мечте.
Где ее искать, Лиза, похоже, знала точно. Подойдя к самому краю тротуара, она остановилась прямо у столбика со знаком "Остановка запрещена". Вчера вечером Олег обещал, что именно здесь будет ждать ее после работы. Знакомой машины под знаком не было. Некоторое время Лиза стояла спокойно, но время шло, а Олег не появлялся, и девушка стала беспокойно оглядываться...
Через пять минут против встречного потока прохожих, не замечая этого, брела понурая женщина с поникшими плечами и опущенной головой. Мечта растаяла, любимый не пришел. Люди обтекали Лизу с обеих сторон, словно не желая прикасаться к чужому несчастью.
Вслед за ней пробирался парень. Он размахивал над головой роскошным букетом, окликал ее по имени, расталкивал людей. Но густое месиво пешеходов почему-то не желалo перед ним расступаться.
- Эй, ты что?! - Пожарский наконец нагнал Лизу и ухватил ее за рукав. - Я ору-ору. По-моему, вся улица, кроме тебя, оглянулась.
- Олег... - выдохнула девушка и, секунду помедлив, порывисто бросилась ему на шею.
- Ты что, Лиз? - Олег отвел в сторону безнадежно измятый букет. Эй, да что с тобой?
- Ничего... Я думала... Я думала... - слезы уже обильно капали у нее из глаз. - Ты сказал, что будешь прямо под знаком...
- Да успокойся ты... Лизунь, слышишь, успокойся...
Пожарский, ошарашенный такой бурной реакцией, даже немного растерялся. Но Лиза быстро справилась со слезами и уже требовательно спросила:
- Где ты был?
- Как раз под знаком я и был. Как обещал. Но тут гаишник заявился. Чуть номера не снял. Пришлось за угол отъехать, - и, заметив, что слезы опять просятся ей на глаза, добавил поспешно: - Да успокойся ты: меня и не было-то несколько минут.
- Извини, - всхлипнула Лиза, - я дура и истеричка. Извини, пожалуйста.
- Извиняю. Только идем скорее к машине, а то там, где я ее оставил, тоже стоянка запрещена.
Вера очень спешила. Она точно знала, что Зина сегодня дежурит в частной клинике до десяти вечера, знала, что желание застать подругу на работе - глупая прихоть, знала, что времени в обрез и, скорее всего, она не успеет. Но упрямо неслась, чувствуя, как тепло бьется под сердцем новая надежда. Оказывается, проснувшаяся надежда тоже может сводить с ума...
В кабинет гинеколога Вера вломилась тараном, так что распахнутая ею дверь грохнулась о пристенок. Мывшая руки Зина в испуге отпрыгнула от умывальника. Узнав Веру, только покачала головой: дескать, к странностям подруги ей не привыкать.
- Ух... - перевела Вера дыхание. - Хорошо, что застала тебя!
- А чего ж не позвонила? - успокоившаяся врачиха вытерла руки и взглянула на подругу. Что-то в ней изменись лось, что-то было не так. Зина истолковала перемену по-своему: - Какая ты свеженькая! В сауне была, что ли?
- Ага. Почти. Слушай, а за дополнительную плату можно продлить твой рабочий день?
- Можно и без дополнительной, если попросить по-человечески.
- По-человечески прошу: сделай анализы.
- Что, сейчас, что ли? - всплеснула руками Зина.
- Ага.
Гинеколог снова покачала головой. Нет, но странности подруги в последнее время стали, однако, зашкаливать.
- Ты даешь, Вера Леонидовна, - сказала Зина вслух. - А с какой такой радости?
- Ну сделай, трудно тебе?
- Мне-то не трудно. Лаборатория уже закрыта. Так что, как говорится, приходите завтра.
- Вот черт! - досадливо щелкнула пальцами Вера. - А я летела к тебе как угорелая... - и она с надеждой посмотрела на Зину: - Но ты-то хоть свободна? Неохота одной оставаться.
- А что? Проблемы?
- Да нет, так - дурью маюсь. - Вера старалась говорить как можно равнодушней, но в самый последний момент голос у нее едва заметно дрогнул: - На душе как-то неспокойно.
Пробираясь внутрь дома, Толстый насвистывал бравурный марш, в такт ему колотил кулаком по стенам и громко топал ногами. Когда он заявился сюда, в эту чертову Кудлину берлогу, последний раз - среди ночи да еще и после ведьминых откровений, - Буржуй спросонья едва его не пристрелил. Не признал, вишь ли! Пусть-ка теперь попробует сказать, что не признал. И Толстый дурашливо заблеял испуганным козликом.
В просторной комнате под стеклянным фонарем он уже привычно бросил на стол пакеты с продуктами и уселся в знакомое кресло. Поерзал, устраиваясь поудобней, и прокричал в никуда фразу, которая стала для них чем-то вроде пароля:
- Привет покойничку!
Улыбаясь, он прислушивался к тому, как зашуршала за его спиной занавесь, как скрипнула рассохшаяся половица. И вдруг чей-то голос - уж точно не Буржуя - тихо и очень спокойно прозвучал за спиной:
- От покойничка слышу.
Этот голос, надменно-равнодушный, чуть цедящий слова, Толстый узнал бы из тысячи других. Он вскочил из кресла и резко развернулся лицом к говорившему.
Перед ним, ничуть не изменившийся - разве что чуть больше седины стало на висках, - стоял, поигрывая толстой лакированной тростью, Кудла. И глаза его цвета проточной воды смотрели на Толстого спокойно и чуть устало.
- Н-да... А парнишка-то шустрый! И нетерпеливый, ждать не любит. Они сейчас все такие. Да и правильно: время - деньги.