Рита была дома и, сидя у окна, вязала сынишке крохотный свитерок. Возможно, впервые в жизни, намного оробевшая, Глафира Михайловна, невнятно поздоровавшись, направилась прямиком к кроватке спящего внука.
Маленький, лысенький и вухастенький карапуз мирно посапывал на бочку.
- Вылитый Витя! - радостно вздохнула свекровь и, шмыгнув носом, нерешительно направилась к невестке. Та поднялась и, напрягшись, замерла в тревожном ожидании.
- Прости меня дуру, доченька, - сумела лишь выдавить из себя свекровь и разревелась, обнимая оторопевшую невестку.
- Ничего и не было ... , просто я не могу ... , я вот пока Сережу покормлю. .. раза два ... , - путаясь и запинаясь, попытал ась что-то объяснить Рита, но не выдержала и тоже расплакалась.
«Какого счастья я могла бы сына лишить», перепеленывая, проснувшего от шума, внука, задним числом ужаснулась Глафира Михайловна и, вспомнив свою единственную попытку научиться кататься на велосипеде, залилась стыдливым румянцем.
В тот же вечер Рита с сынишкой переехала в дом родителей мужа. А через месяц в последний раз во флотской форме примчался на такси по родной Богуславке дембель Виктор.
Жизнь пошла по накатанной колее. Молодята по дому, по хозяйству, а «старики» в Киев возить на продажу деликатесы. Рита расцвела, похорошела. Виктор же, наоборот, скинул жирку, но это его только красило. И все рядышком, и все вместе.
Рита постоянно носила разношерстные красивые халаты, имевшие все один и тот же изъян: три нижние пуговицы всегда держались на «честном слове», а прорезные петли были растянуты, а то и надорваны. Спортивная же форма Виктора (тельняшка и футбольно-семейные трусы) таких недостатков была лишена, так как являлась одеждой быстрого реагирования.
Чтобы не отлучаться надолго от жены, Виктор, который устроился в местное отделение службы быта телемастером, перетянул домой стенд и теперь дома занимался ремонтом телерадиоаппаратуры.
Иногда, правда, клиенты сетовали на задержку, но качественный ремонт сводил эти сетования лишь к лукавому вопросу:
- Эх, чем это ты Виктор занимаешься в свои нескончаемые «перекуры» ?! Вроде и не пьешь, и не куришь?!
- Доживете до моих годков, узнаете, - отшучивался тот блаженно улыбаясь и поглаживая при этом находившуюся всегда рядом жену.
В августе, когда затонул атомоход «Курск», Виктор первый раз в жизни напился вдрызг, а Глафира Михайловна вспомнила про должок.
С неделю сначала солили, мариновали, нашпиговали, начиняли, а затем варили, жарили, томили и коптили. И еще никогда в жизни с такой любовью не занималась тетя Груня привычным ремеслом.
Невзирая на протесты, опешившей и растерявшейся от такого обилия гостинцев, хозяйки, все эти коробки с разнообразной и умопомрачительно пахнувшей снедью, были доставлены прямо в киевскую квартиру Златы.
Три дня вечноголодные студенты всей группой вели круглосуточное пиршество в квартире своей однокурсницы и, впервые, она не считала два санузла в одной квартире данью моде и ненужным излишеством.
От воспоминаний о своем самом ярком опыте предсказаний, Злата переключилась на брата Николая, так как по манере изложения наставления в отцовской тетради, судя по слегка пожелтевших листках написанных несколько лет назад, предназначались явно для мужского чтения. Что заставило отца изменить семейную традицию и передать обязанности хранителя семейного дара ей, Злате, пока для девушки оставалось тайной.
А старший брат Николай Андреевич и вправду по всем статьям был для этого сто процентным кандидатом. Несмотря на умопомрачительную разность в возрасте (это не шутка, тридцать три года) Злата брата очень любила, да и тот отвечал взаимностью, время от времени, подруливая на своей служебной «Волге» к учебному корпусу мединститута, чтобы подбросить сестричку домой.
Несмотря на молодцеватый вид, свойственный всем представителям рода Стороженков, Николай Андреевич выглядел все же старше своего почти восьмидесятилетнего отца, который вообще был уникумом их рода и уже почти пятьдесят лет выглядел всегда лишь на тридцать, что служило наилучшей рекламой их метода врачевания, который в чем в чем, а в рекламе как раз не нуждался (Андрей Тимофеевич редко принимал пациентов со стороны и только сыновним протеже делал, иногда, исключения). Николай Андреевич был главврачом одной из киевских клиник и, чтобы не подрывать имидж сына, как медицинского «светила», приходилось порой и с того света вытягивать «залеченных» больных (один из таких и подарил шесть лет назад Андрею Тимофеевичу джип «Хаммер», стоивший много не мало, но больше ста тысяч долларов).
Николая же Андреевича постоянно заботиться о поддержании внешней молодцеватости заставляли две вещи: престижная должность главврача одной из самых элитарных киевских клиник и молодушка жена достигшая опасного возраста «бальзаковских» женщин («Баба соком налилась и снова замуж собралась», - как сказал один доморощенный поэт. Грубовато конечно, но как сказал один не английский джентльмен: «Лучше уж я!» - наткнувшись случайно на заначку жены, предназначавшуюся для «друга семьи» - альфонса, и отправившись покупать на эти деньги себе «виагру»).
Мария Петровна, или просто Мария, в свои тридцать шесть была женщиной веселой и энергичной и находилась в постоянном поиске приложения своих сил. Спицы, кисти, лоскутки да. . . всякий строительный инструмент всегда громоздились по углам их огромной киевской квартиры, объемно уступая лишь, с любовью аккуратно- образцово уложенным, рыбацким снастям мужа.
Тихая провинциальная жизнь, с рыбалкой на зорьке у какой-нибудь речушки или озерца, была вот уже несколько лет немеркнущей мечтой Николая Андреевича и он, снетерпением, ждал, когда же ему наконец-то выпишут пенсионную «путевку» в такую жизнь.
Злата вздохнула и хотя не ее вина была, что у брата отобрали возможность досрочного освобождения, но легкий укор совести и не приятный осадок все же поселились на время в восприимчивой ко всему девичьей душе.
Андрей Тимофеевич всегда был добр, справедлив, непредсказуем и непреклонен и Злата отца очень любила, но в споры вступала редко, заведомо зная их исход.
Но вчера в последний день пребывания на родной земле, своей непредсказуемостью отец превзошел даже самого себя и ввел Злату в панически- шоковое состояние. Андрей Тимофеевич взял да и женился! И его избранница стала точно такая же золотовласая, как и Злата, но крашенная (ибо таких натурализированно- золотых волос в природе просто не бывает) иностранка со славянским именем Званка, которая специально прилетела из-за океана на торжественное венчание в одом из стариннейших киевских храмов. Званка была едва ли старше своей великовозрастной дочери, приобретаемой вместе с вечномолодым молодым.
Празднично-торжественное венчание, затем короткая, но разгульно- обильная свадебная трапеза, подарок ей, Злате, вместо «старенького» отцовского джипа «Хаммера» новенького «нулевого» его собрата и неожиданные слезы и объятия обретенной матери, заставили дрогнуть и юное Златыно сердечко и, неожиданно для самой себя, она ответила взаимностью, совершенно незнакомой ей, Званке. А в последний миг прощания у трапа самолета еще и разревелась, как последняя дура, уткнувшись щекой в такое же мокрое лицо Званки-матери.
Сейчас Злата немножко стыдилась того спонтанного душевного порыв а и даже была рада вынужденной разлуке, но потом, для себя твердо решила, конечно же, обязательно, воспользуется приглашением и смотается к родителям в гости в США.
О современном же ключе к личной свободе - деньгах Злата даже не подумала. У уникальных врачевателей рода Стороженков деньги из века в век водились всегда. «Деньги - это кровь жизни, а жизнь должна быть полнокровной» - любил говаривать, ныне покойный, дед Тимофей, черпая из реликтового сундучка деньги для очередной «дозаправки». Когда Злате было тринадцать лет, она ненадолго увлеклась нумизматикой и как-то выпотрошила содержание оного до самого дна ... и обрела одну из самых полных на Украине коллекций денежных знаков и монет, а десять платиновых кружков с вкрапленными с одной стороны в центр, нарочито почти не обработанным и крупными драгоценными камнями вообще оказались раритетами (потом Злата, как не старалась, но не сумела отыскать аналога им ни в одном самом обширнейшем каталоге монет и драгоценностей). На другой же стороне платиновых монет то ли подвесок, неизвестным художником с целомудренным откровением и с поразительно-необычайной четкостью и филигранностью для столь малой миниатюры, на фоне звездного неба были изображены любовные утехи двух божественных любовников, что заставило встрепенуться и запеть еще запретные струны юной кладоискательницы. И она, зардевшись и испуганно оглядевшись по сторонам, быстренько водворила свою столь необычную находку на место: на самое дно сундучка, засыпав, слегка дрожащими руками, колдовское сияние самоцветов потускневшими золотыми червонцами с благородными царственными профилями.