В конце концов, она могла бы пригласить сюда Сашу, ее старого поклонника. Вера не была бы против, ей всегда кажется, что чем больше гостей, тем лучше. Но не пригласила. Не пригласила же! Потому что хотя Саша тоже веселый, хороший парень, но он и в подметки не годится Диме. Зачем ей смотреть на них обоих, сравнивать, приходя к неутешительному выводу? Хотя, возможно, ей было бы не так скучно, и от мысли об этом ей стало еще досаднее. Здесь кругом друзья Веры, Димы, но не ее друзья.
«И кто же виноват?» - тихонько спросил ее внутренний голос. Света всегда была замкнутой. Точнее, замкнутой и общительной одновременно, своеобразная раздвоенность. Она стремилась к общению, но если уровень собеседника казался ей неподходящим, тут же обрывала его и замыкала душевные створки. А с теми людьми, которые казались ей интересными, обычно происходила обратная история: они не находили привлекательной ее и как-то сторонились. Словно какой-то рок. Только Вера, ее верная подруга, она всегда была с ней.
Внезапно Света ощутила потребность выговориться. Не кому-нибудь, а именно Вере. Рассказать ей, может, с ней что-то не так, рассказать про Диму, про то, что ее гложет. Вера поймет, она может понять. Света ухватилась за эту идею, как за спасительную соломинку. Как раз сегодня, в день рождения. Ей необходимо облегчить душу.
Она с надеждой посмотрела на Веру. Та сидела, подложив локоть под щеку. Дима тихо ей что-то рассказывал, поглаживая ее вторую, свободную руку. Глаза Веры были очень внимательными, далекими, целиком ушедшими в то, о чем ей говорил Дмитрий. Света не могла расслышать этого. Гости разбрелись по комнате: несколько пар танцевало под Джорджа Майкла; три девчонки и парень, под странным именем Воля, вероятно, производным от Владимира, сидели на диване; несколько парней ушли на балкон, покурить; некоторые другие из них решили, что самое время налечь на стол и, само собой, на выпивку. Так что Вера и Дима каким-то образом оказались почти в одиночестве, если не считать Светы, сидящей по другую сторону стола. Но оба они, судя по всему, на время забыли об ее существовании.
«Вера» , - позвала Света, машинально теребя скатерть, - можно тебя на минутку?»
Вера не услышала. Ей подсказал Дима, мягко коснувшись ее плеча и указав пальцем на Свету. «Что... что, Свет?» - оторвавшись от своих грез, спросила Вера. Она выглядела такой спокойной, такой убаюканной Диминым рассказом, что у Светы почему-то защемило сердце. «Ты не хочешь выйти немного проветриться?» - спросила она, пребывая в полной уверенности, что Вера ей не откажет. - «Дима, ты не против, я украду ее на пару минуточек?»
«Нет, Света, не сейчас. Я занята.» «Мы заняты», - поправилась она, любовно взглянув на Диму. Дима улыбнулся Вере в ответ, затем повернул голову к Свете и, пожав плечами, сделал дурацкую гримасу. «Я тут не причем, я пленник в руках этой девушки, и сладостен этот плен», - в переводе на человеческий язык означала она. Затем Дима отвернулся, и они оба снова забыли о ней, Светке.
Возможно, все было бы еще ничего, но эта гримаса... Она пронзила ее сердце огненной стрелой. Стрелой боли, ревности. Неожиданно острой стрелой ненависти - к своей лучшей подруге, только к ней. Света почувствовала, что ее обделили, обманули, на нее наплевали. Вера отказала ей в помощи, когда это было так необходимо. Импульсивная, болезненно самолюбивая Светка вспыхнула, словно сухая бочка с порохом, занявшаяся от неосторожной спички.
Она ощутила резкое, невыносимо жгучее желание отомстить своей лучшей подруге. Ее зрачки судорожно сокращались, в них перемешались обида и злость.
В этот момент Дима наклонился и бережно поцеловал Веру в губы. Это стало последней каплей. Гроза достигла апогея, и внезапно Света обрела хладнокровие. Неестественное, убийственное хладнокровие женщины, до предела оскорбленной в своих чувствах и надеждах. И теперь решившейся на нечто чрезвычайно опасное.
Прежде всего Света оглянулась по сторонам, убедившись, что за ней никто не наблюдает. А затем поднялась со стула и тихо, по-кошачьему незаметно, выскользнула из центральной комнаты, где проходил праздник.
В комнате Веры, разумеется, никого не было. Нетронутая кровать, белоснежное покрывало. Приоткрытая форточка, несущая прохладную свежесть затухающего дня. Висящая на стене картина Айвазовского, маленький коричневый шкафчик для белья... и вот он, знакомый журнальный столик, на котором сбоку лежит небольшая прямоугольная картонная коробочка. Это оно. Света на цыпочках подошла к столику, чувствуя себя при этом натянутой струной, и дрожащей рукой взяла их. Верины таблетки со снотворным.