Я сделал еще один глоток минералки:
— Не знаешь, где можно ребенку день рождения отпраздновать?
Хитрюга облизал губы — Стив как раз принес пинту «Теннентс».
— Да здесь и отпразднуйте. Там наверху есть небольшой зал. Уверен, Диллон не будет задирать расценки.
На сцене женщина с грудями размером с воздушный шар крутилась вокруг сверкающего шеста, и ее темные волосы развевались за ней, словно знамя.
Спасибо, не надо.
Стив с грохотом поставил пинту перед Хитрюгой:
— К клиентам не приставай, а то они меня на чаевых обломают.
— Твое здоровье, Стив. — Хитрюга даже не потрудился притвориться, что лезет за бумажником. За счет заведения — значит, за счет заведения. Оторвался, когда высосал половину бокала. — Ахххх… — Рыгнул. — Что за сраный день сегодня, Эш! Полный отстой. Можно подумать, что этот задрот Смит — просто шеф полиции, мать его. Приказы отдает направо и налево. А всего лишь детектив-сержант, скотина.
— Говорят, он из службы собственной безопасности… из Абердина.
Хитрюга сморщился и оскалил зубы:
— Стукачок, мать его. — Остатки пинты исчезли, и он протянул пустой бокал: — Стив, еще одну пинту — сюда же.
Стив сделал то, что было сказано, и пошел обслуживать кого-то еще.
На этот раз Хитрюга наслаждался.
— Ты что, на самом деле снова дерешься? Нет, серьезно, и это с твоими руками?
— Да не дерусь я, чепуха это все. — Я снова вернулся к минералке. — Поквартирный обход дал что-нибудь?
— Рано еще. Отправил команду в Регистрационную палату, чтобы выяснили, кто какими домами владел на тот момент, когда похитили этих несчастных. Какого хрена допрашивать уродов, которые туда переехали пару лет назад, правда ведь?
Я пожал плечами. На сверкающей сцене начала программу Шалунья Никита.
— Как глубоко ты хочешь копнуть?
— На девять лет — с того момента, как похитили Эмбер О’Нил. — Хитрюга хмуро взглянул на меня: — Что ты на меня смотришь?
— Ты знал, что в годы Первой мировой войны в Олдкасле было произведено больше хлорного газа, чем где-нибудь еще во всем Соединенном Королевстве?
— Да ладно тебе, конечно же девять лет вполне достаточно.
— По всей видимости, все земли здесь заражены ртутью — вот почему тут так много чокнутых.
— Наверное, придется проверить домов триста.
Я снова взялся за свой стакан, приложив ноющие суставы к холодной поверхности:
— Помнишь того парня, которого мы взяли три года назад, Мартина Флойда? Где он прятал тела проституток?
— А мы не можем обсудить хотя бы одну тему не отвлекаясь, ну, так минут пять, а?
— Он их душил, насиловал и прятал тела в роще Монкюир. Почему?
— Потому что у него крыша была не на месте, вот почему. А сейчас можно…
— Он прятал их там потому, что когда был мальчишкой, то ходил туда в поход со скаутами. Место знал хорошо.
— Похоже, тебе здорово по голове ударили, у тебя фантазии… — Хитрюга застыл на месте с отвисшей челюстью.
— Ну что, щелкнуло? — Я еще отхлебнул газированной водички.
— Восемь часов уже.
Я посмотрел в зеркало. Заведение заполнялось людьми. К посиделкам присутствующих присоединялись проставления по поводу ухода с работы и холостяцкие мальчишники накануне свадьбы. Парни, готовые славно погулять ночку в сопровождении небольшого количества дармовой обнаженки. Самое начало вечера, который закончится шашлычной блевотиной с головы до ног и выволочкой от жены.
— Вперед, парни, ваши аплодисменты Шалунье Никите! Оуеее! О’кей! Воуууу!
К идиоту с микрофоном никто не присоединился.
— Сейчас девочки уходят на небольшой перерыв, но через пять минут мы вернемся, и перед вами выступит единственная и неповторимая, великолепная Кайлиии! Дааа!
Восемь часов… Я внимательно рассмотрел в зеркале отражение толпы. Костюмы. Мальчишник. Засранец Великолепный Стив из утреннего радио-шоу со своими прихлебателями. Один из последних либерал-демократов в муниципальном совете, одиноко сидящий за столиком. Пара местных бандитов, обменивающихся косячком. Никаких признаков кого-либо похожего на… Твою мать.
Твою ты мать!
У входных дверей стоял мужчина с ушами размером с амбарные ворота, выступающим подбородком и волосами, подстриженными так коротко, что можно было рассмотреть каждый из множества шрамов, которыми была исполосована его бесформенная голова. Рост пять футов три дюйма,[51] не выше. Вытирая рукой приоткрытый рот, он внимательно разглядывал толпу. На руке самодельная татуировка — ласточка. Синие чернила расплылись.