Скатт гордился своей наблюдательностью и умением проницать природу вещей.
– Почему яд?
– Это очень просто: тела совсем свежие, они не пахнут, а выглядят так, как будто пролежали неделю. Значит, их отравили.
– А ты как думаешь? – спросил Коре.
– Радиация, – ответил Гессе, – наверняка направленный луч. Можно даже определить из какого места стреляли. Угол расхождения градусов семь-восемь. Вон оттуда, из-за скалы. Но если бы на острове было радиационное оружие, мы бы об этом знали. Здесь что-то не сходится.
– А если это СМ?
– Здесь стреляли с большого расстояния. Живое существо не может быть настолько радиоактивным, оно убьет само себя.
– Он не живое существо.
– А кто же?
– Я бы сказал, что он противоположность жизни.
– Никакая протиположность не может воспользоваться радиационным лучом так, чтобы не поднялась паника на материке. Поэтому я и говорю, что что-то не сходится.
14
Большую часть груза они поручили автоматическому транспортному устройству ТИ-4, обычно называемому «Гномиком». Гномик представлял собой узкую гибкую платформу, длиной около двух метров. На дне платформы какой-то шутник намалевал гномика. Аппарат был старым и имел много других, уже почти стертых рисунков.
Платформа двигалась над землей примерно на уровне пояса человека среднего роста.
Она автоматически скользила за людьми на том расстоянии, на которое была настроена. Не оставляла колеи, не мяла траву и цветы, не царапала деревья, не загрязняла воздух отходами. Правда, много груза Гномик нести не мог – не больше полутора тонн. На него нагрузили пищевые запасы – в основном таблетки, немного чистой воды, резерв, на тот случай, если атфосферные конденсоры выйдут из строя, и большую часть приборов. Довольно много груза распределилось на рюкзаки. Даже женщина взяла кое-что. Чундрики ничего не взяли – да и доверить им нельзя было ничего.
Несколько раз собаки подбирались и нападали на Гномика, но потом усвоили, что он совершенно несъедобен. Когда отряд переходил на незнакомое место, новые собаки начинали выслеживать Гномика, но вскоре прекращали. Его борта были сплошь в царапинах от собачьих зубов. Однажды один особо настойчивый пес повис на борту Гномика и волочился за ним до тех пор, пока чундрик не убил его, ударив по голове камнем. Пса он повесил на дерево, по примеру монстра, и стал ждать, когда сбегутся сородичи. Прождав минуту, он наскучил ожиданием и ушел.
Кости собак лежали буквально на каждом шагу. На старых стоянках монстра костей бывало столько, что из них можно было бы насыпать курганчик.
Монстр питался только мясом. Несмотря на свои внушительные размеры, он ел мало – за день ловил десятка три собак. Он шел от поселка к поселку, но не находил там жителей. Жители, предупрежденные заранее, уходили сквозь лес; многие становились жертвой хищников, но большинство спасалось. Район примерно в пятьсот квадратных километров теперь был почти безлюдным. СМ ни разу не подпустил людей на расстояние прямой видимости и ни разу не ушел дальше двенадцати километров по прямой. Когда люди останавливались на привал, монстр останавливался тоже. Он ждал. Ждали и люди; но люди уже устали ждать. Они устали ждать и идти. Останавливаясь на привал, они быстро глотали таблетку, ложились и засыпали, не прикрывая лиц и тел. Гессе просыпался ночами и ходил по ночному лагерю, совершенствуя свои профессиональные знания. Иногда он подолгу сидел у какого-нибудь из тел и смотрел, как оно превращается. Чундрики лежали как бревна – чундрикам не снились сны. Трое из мужчин во сне бредили эротикой, лицо Хоста всегда вытягивалось и становилось похожим на морду ящерицы, Кларисса меняла физиономии, оставаясь такой же некрасивой. Мастер просто открыл глаза и спросил наблюдателя, чего ему нужно.
– Собственно, ничего.
– Тогда почему не спишь?
– А ты почему?
– Я думаю, – ответил Мастер.
– Думать надо днем.
– А у меня ночные мысли.
– Это какие же?
– Длинные, обо всем.
– О нем?
– О нем? Нет, о нем – нет. Он сам о нас подумает. Я думаю о людях. У людей ведь есть уровень – точно? Это не ум, не сила и не личная ценность. Большинство – просто ничтожества, на них противно смотреть, с ними противно говорить или стоять рядом. Такие сразу видны. А другие не безнадежны. Наверное, есть такие, которым стоит подражать – я, правда, их не видел. Я думаю почему так, и как найти критерий. Еще я думаю, правильно ли это и стоит ли изменять соотношение.
Если я прибавлю к живым одного, который должен умереть – изменит ли это что-нибудь или не стоит стараться?
– Кого ты собираешься прибавить к живым?
– Тебя.
– Я еще не умер.
– Но все к тому идет.
– Я пока не замечал чтобы что-то куда-то шло.
– Ты знаешь что-такое шахматы или стиль Кош-Каш?
– Это такие системы, где ты не видишь опасности до тех пор, пока не станет слишком поздно.
– Завтра мы пройдем невдалеке от покинутого дворца. Пойди туда и запомни все, что там увидишь. Прийдет время и все пригодится.
– Откуда ты знаешь, что будет завтра?
– Это так же просто, как продолжить числовой ряд. И это так же сложно объяснить тебе, как объяснить кошке устройство дверного замка.
15
На следующий день начались горы. Горы были не слишком высоки, но идти приходилось все время вверх и высокие стрелы травы с метелками на концах осыпали лица пыльцой. Деревья стали кустистыми и колючими. Пот стекал по спинам.
Впереди высились белые скалы, – чтобы развлечься, Гессе присматривался к складкам камня и находил в них странные лица, изображения зверей, указатели, зачаточные буквы и даже слова. Глаза начинали слезиться и болеть.
– Я дальше не могу! – сказала Кларисса и остановилась. – У меня все очки желтые от пыльцы. Я ничего не вижу.
Гессе потер глаза.
– Я тоже ничего не вижу, – сказал он, – изображение расплывается. Это пыльца. Мне в глаза попало больше всех, потому что я шел первым.
Коре снял пыльцу с травинки и сдул ее под пластинку микроскопа. Выключенный микроскоп обычно служил карманным зеркальцем, а включенный мог давать любое увеличение – от десяти до ста тысяч.
– Тысяча! – приказал он и зеркальце затуманилось, потемнело, показало живую пылинку – золотую на черном фоне.
Маленький шарик пыльцы имел множество щупалец с крючками. При тысячекратном увеличении крючки выглядели устрашающе. Щупальца периодически сокращались.
– Это не опасно, – сказал Скатт. – То есть, это нам не опасно, а вам это можеть разъесть глаза. С туристами такое бывало. Если пыльцы много, она начинает вгрызаться в глаз и оставляет там много дырочек. Потом начинается воспаление.
Нужно очень хорошо промыть. Тут неподалеку был центр отдыха, там должен быть бассейн, фонтан, водопровод и все такое. Но я уже не ходил здесь лет двадцать.
– Вы были здесь?
– Я люблю это дело. Когда-то я водил туристов. Теперь вот с вами, по старой памяти. Жаль, что мы не дошли до скал. Как раз здесь уникальное место: здесь есть висячая скала. Кажется, что она вот-вот упадет, такой себе миллион тонн камня, но не падает. Жутко под ней стоять. Отсюда еще не видно, ее деревья закрывают.
– А если она упадет?
– Камень живет по собственному времени, очень медленно. Если скала и падает, то раз в тысячу лет. Слишком мала вероятность, что она придавит именно вас. Не пойдем?
– Обойдемся без скалы. Теперь куда?
– Налево – там будет проход между деревьев. Потом вниз. Очень красивое было место. Висячая скала, я хочу сказать.
– Гроза?
Послышался отдаленный гул, похожий на раскаты грома. Гул, потом несколько громких сухих щелчков. Камень величиной с голову красивейшей медленной дугой взлетел в небо, вращаясь, – упал в заросли. Что-то громадное ломилось сквозь лес.