МАККЕН. Кто же это такой?
СТЕНЛИ (навалившись на стол). Эта женщина сумасшедшая!
МАККЕН. Клевета!
СТЕНЛИ. Вы сами не знаете, что творите.
МАККЕН. Осторожно, вы прожжете газету.
Голоса за сценой.
СТЕНЛИ. Да где они, черт их побери? (Гасит сигарету.) Почему они не заходят? Что они там делают?
МАККЕН. Не нужно нервничать.
Стенли подходит к Маккену и хватает его за руку.
СТЕНЛИ (настойчиво). Послушайте…
МАККЕН. Не трогайте меня.
СТЕНЛИ. Послушайте, я хочу сказать…
МАККЕН. Уберите руку.
СТЕНЛИ. Сядьте на минуту.
МАККЕН (ударяя его по руке, с бешенством). Не надо меня трогать!
Стенли отходит в глубину сцены, потирая ушибленную руку.
СТЕНЛИ. Послушайте. Вы поняли, о чем я только что говорил?
МАККЕН. Я вообще не понимаю, чего вы от меня хотите.
СТЕНЛИ. Это ошибка! Вы меня не поняли?
МАККЕН. Вы не здоровы, мистер.
СТЕНЛИ (шепотом, надвигаясь на Маккена). Что он вам сказал? Вам известно, с какой целью вы приехали? Не нужно меня бояться. Или он вам ничего не сказал?
МАККЕН. Что сказал? Кто сказал?
СТЕНЛИ (свистящим шепотом). Я объясню вам, черт бы вас драл что все эти годы я жил в Бейсинстоке и ни разу не ступил за порог своего дома.
МАККЕН. Должен вам сказать, что я поражен не меньше вашего.
СТЕНЛИ (доверительно). Послушайте. Вы кажетесь мне честным человеком. Вас просто дурачат, поверьте. Вы понимаете меня? Откуда вы приехали?
МАККЕН. Угадайте.
СТЕНЛИ. О, я отлично знаю Ирландию. У меня там много друзей. Я люблю эту страну, обожаю ее народ и доверяю ему безусловно. Ирландцы умеют ценить истину и обладают прекрасным чувством юмора. Ирландская полиция действует превосходно. О, я бывал в этой стране! Таких законов, как там, нигде больше не увидишь. А что если нам с вами выпить по стаканчику? Я тут знаю одну пивную, там отличное бочковое пиво. Чертовски трудно достать в этих краях… (Осекается. Голоса слышны ближе. В заднюю дверь входят Голдберг и Пити.)
ГОЛДБЕРГ (входя). Нет, другую такую мать днем с огнем не сыщешь. (Замечает Стенли.) Ба-а.
ПИТИ. Привет, Стен. Вы не знакомы со Стенли, мистер Голдберг?
ГОЛДБЕРГ. Не имел удовольствия.
ПИТИ. Познакомьтесь. Это мистер Голдберг. Мистер Вебер.
ГОЛДБЕРГ. Рад познакомиться.
ПИТИ. Мы немного подышали свежим воздухом в саду.
ГОЛДБЕРГ. Я рассказывал мистеру Боулсу о своей старушке матери. Какое время ушло. (Садится к столу справа.) Да. Когда я еще был молод, я любил гулять по пятницам у канала с одной девушкой, которая жила неподалеку. С одной восхитительной девушкой. Что за голосок был у этой птички! Как у соловья, иногда сравнения не подберешь. А уж чиста, непорочна! Преподавала в воскресной школе, туда с улицы не берут. Так ли, эдак ли, я всегда позволял себе только маленький поцелуй на прощанье. Никогда не распускал руки. В этом смысле мы не были похожи на тогдашнюю молодежь. Умели уважать чужое достоинство. Бывало, чмокну ее легонько и качу себе домой. Мимо детского скверика, и домой. И так все у меня получалось славно, — то сниму шапку, подарю малышам, то собак каких-нибудь бездомных пригрею. Как сейчас вижу: солнце садится за собачьей площадкой… Эх!
Откидывает спинку стула с довольным видом.
МАККЕН. Точно как за ратушей.
ГОЛДБЕРГ. За какой еще ратушей?
МАККЕН. В Каррикмакросе.
ГОЛДБЕРГ. Никакого сравнения. Так вот, еду я по улице, въезжаю в ворота, открываю дверь, вхожу в дом. «Сими! — кричит старушка. — Ну-ка, скорее домой, пока не стало холодно!» А на столе — знаете, что меня ждет на столе? Нежнейшее рыбное филе, какое только можно себе представмть.
МАККЕН. Я думал, что тебя звали Нэт.
ГОЛДБЕРГ. Она звала меня Сими.
ПИТИ. Да, мы все помним свое детство.
ГОЛДБЕРГ. Верная мысль. А, мистер Вебер? Что вы скажете? Детство. Бутылочки с горячей водой. Горячее молоко. Оладьи. Мыльные пузыри. Какая жизнь.