ГОЛДБЕРГ. А почему бы и нет? Почему ты думаешь, что это не тот дом?
МАККЕН. Я не заметил номера не воротах.
ГОЛДБЕРГ. Я вообще никогда не смотрю на номера.
МАККЕН. Не смотришь?
ГОЛДБЕРГ (развалясь в кресле). Знаешь чему учил меня дядюшка Барни? Дядюшка барни учил меня, что слово джентльмена дороже денег. Поэтому, когда я ехал на дело, я никогда не брал с собой денег. Как правило, со мной ездил кто-нибудь из моих сыновей. Так он, бывало, прихватит немного мелочи на газету, узнать, как там наши крикетисты на чужом поле. Во всем остальном мне всегда верил на слово. Достаточно было назвать свое имя. О, я всегда был деловым человеком.
МАККЕН. Я не знал, что у тебя есть дети.
ГОЛДБЕРГ. Как может быть иначе. Разумеется, у меня была семья.
МАККЕН. Сколько детей у тебя было?
ГОЛДБЕРГ. Двух моих младших мальчиков я потерял… в катастрофе. Но старший — этот вырос настоящим человеком.
МАККЕН. Чем он теперь занимается?
ГОЛДБЕРГ. Я сам часто себе задаю этот вопрос. Да-а. Эмануэль. Такой скромный мальчик. Все, бывало, молчит, слова лишнего не скажет. Я называл его Тимми.
МАККЕН. Эмануэля?
ГОЛДБЕРГ. Ну да, Мэнни.
МАККЕН. Мэнни?
ГОЛДБЕРГ. Конечно, это же уменьшительное от Эмануэль.
МАККЕН. Мне показалось, ты назвал его Тимми.
ГОЛДБЕРГ. Ну и что?
МАККЕН. Послушай, Нэт, тебе не кажется, что мы слишком долго ждем?
ГОЛДБЕРГ. Не распускайся, Маккен. Надо держать себя в руках. С тобой стало невозможно работать. Что ты маешься, как на похоронах?
МАККЕН. Да, правда, я не в себе.
ГОЛДБЕРГ. Правда? Да, это правда. Это больше, чем правда. Это факт.
МАККЕН. Наверно, ты прав.
ГОЛДБЕРГ. В чем дело, Маккен? Ты перестал доверять мне?
МАККЕН. Что ты, Нэт, как я моту не доверять тебе?
ГОЛДБЕРГ. Я рад слышать это. Но что с тобой творится: в деле ты кремень, а до дела — трясешься как осиновый лист.
МАККЕН. Я и сам не знаю, Нэт. Когда я работаю, я сразу успокаиваюсь. Стоит мне приняться за дело, и я в норме.
ГОЛДБЕРГ. Что касается дела, я тобой доволен.
МАККЕН. Спасибо, Нэт.
ГОЛДБЕРГ. Между прочим, на днях я говорил о тебе. И дал тебе отличную аттестацию.
МАККЕН. Очень благородно с твоей стороны, Нэт.
ГОЛДБЕРГ. Эта работа свалилась на нас, как снег на голову. Конечно, они обратились ко мне. К кому же еще. И знаешь, кого я попросил себе в помощники?
МАККЕН. Кого?
ГОЛДБЕРГ. Тебя.
МАККЕН. Это так великодушно с твоей стороны, Нэт.
ГОЛДБЕРГ. Пустяки. Ты способный человек, Маккен.
МАККЕН. Эта похвала много значит в устах такого влиятельного человека, как ты.
ГОЛДБЕРГ. Да, не стану отрицать, я пользуюсь некоторым влиянием.
МАККЕН. Еще бы.
ГОЛДБЕРГ. Что толку отрицать собственное влияние.
МАККЕН. Тем более такое!
ГОЛДБЕРГ. Что-что, а это отрицать бессмысленно.
МАККЕН. Да, что и говорить, ты много сделал для меня. Я очень признателен тебе за это.
ГОЛДБЕРГ. Ну, довольно.
МАККЕН. Ты всегда был хорошим христианином.
ГОЛДБЕРГ. В каком-то смысле.
МАККЕН. Я давно хотел сказать, что очень признателен тебе.
ГОЛДБЕРГ. Не стоит повторяться.
МАККЕН. Ты прав, Нэт.
ГОЛДБЕРГ. Не стоит повторяться.
Пауза. Маккен подается вперед.
МАККЕН. Послушай, Нэт, я хотел тебя спросить…
ГОЛДБЕРГ. Что еще?
МАККЕН. Эта работа… нет, ты послушай… Мы никогда раньше не делали такую?
ГОЛДБЕРГ. Ай, ай, ай, ай, ай.
МАККЕН. Нет, скажи, и я не буду больше спрашивать.
Голдберг встает со вздохом, обходит стол. Помолчав, говорит монотонно, как бы заученно.
ГОЛДБЕРГ. Главный и кардинальный пункт поставленного задания в корне отличается от всего того, что тебе известно. Хотя определенные элементы — лишь в некоторых отношениях, разумеется, — могут напоминать предыдущие операции. Здесь все зависит от поведения объекта. В любом случае, Маккен, могу тебя уверить, что задание будет выполнено и миссия завершена успешно без какого-либо ущерба для нас двоих. Ты удовлетворен?