«Посещение районных яслей», — писала на доске Элек.
Бори выглянула в окно и посмотрела на свой дом, на мемориальную доску, на которой уютно примостились два маленьких воробышка. Лицо Бори было сейчас как раз на одном уровне с запыленной головой Беньямина Эперьеша. Внизу по улице промчался троллейбус; как знать, может, за рулем сидел отец — она не заметила, но, наверное, он, потому что мама, стоявшая в воротах дома с метлой, помахала удаляющейся машине рукой и несколько мгновений глядела ей вслед… В окне инженера дрогнула занавеска. Перед мысленным взором Боришки проплыла вся ее жизнь — родители, Рудольф, Сильвия. Она снова вспомнила о сестре. Цила, конечно, ахнет, увидев на ней новое платье и узнав, какие перед ней стоят проблемы. Она, разумеется, все расскажет сестре, от нее она не станет скрывать своих чувств и своих планов. Она бы давно уже написала ей, если бы это можно было доверить бумаге. Но об этом можно только рассказать шепотом, на ушко.
А снег все идет и идет. Начался настоящий снегопад. «О чем сейчас думают девочки?» — задавала себе вопрос Ева Балог. Иллеш уставилась на мемориальную доску Беньямина Эперьеша… Ютка быстро списывает с доски, а сама, наверное, прикидывает, когда приедет фургон с дровами, купленными ею для бабушки. Запасы дров уже на исходе, и как удачно, что она заработала деньги и смогла купить дрова; теперь наконец-то у них дома будет тепло, и бабушка сразу повеселеет. Жаль только, что не удалось добиться, чтобы дрова доставили в канун рождества, да ничего — главное, что бабушка узнает, что это подарок ей от внучки. Интересно, а каким будет рождественский вечер у Варьяшей? Наверняка они его вообще отмечать не будут. Бабушка пригласила бы их, если бы Ютка попросила ее об этом, но только она не станет просить. Варьяш даже не здоровается с нею, а при встрече отворачивается. Разумеется, он не стал держать переэкзаменовку. Ясно, все по той же причине. А когда из района пришла Чисар, старый Варьяш был с нею просто груб…
— Мне хотелось бы, — сказала Ева Балог, — чтобы вы, девочки, и в каникулы не забывали читать… — Она посмотрела на часы: до звонка теперь уже осталось только две минуты. Переписывание программы каникул как раз закончено. Учительница посадила Элек на место. — Например, Йокаи. Вам для уроков истории, особенно когда вы будете проходить эпоху реформации, очень пригодятся его романы «Венгерский набоб» и «Золтан Карпати». Если вам удастся получить их в библиотеке, сделайте выписки в свои тетрадки…
Ева Балог на секунду задумалась, вспомнив, каким событием в свое время было для нее чтение этих романов Йокаи!
— Персонажи этих книг, характерные для венгерской реформации, позволят вам лучше уяснить себе сущность этого исторического периода начала девятнадцатого века. Золтан Карпати, Рудольф Сентирмаи…
Кто-то прыснул в классе. Кучеш не смогла удержаться от смеха.
Учительница озадаченно замолчала, не понимая, какую она допустила ошибку. Она посмотрела на девочек. Иллеш сидела красная как рак. Николлет Ковач беззвучно смеялась. Тимар и Шуран, сдерживая смех, уставились в одну точку, словно изучая что-то на крышке парты. Даже на лице Ютки Микеш появилось какое-то непонятное лукавое выражение. Фалуш, чтобы скрыть смех, громко сморкалась в носовой платок. Элек прерывисто дышала, готовая вот-вот расхохотаться. У Козмы необычно блестели глаза.
Что случилось с ее ученицами?
— Рудольф… — пропел тоненький голосок Николлет Ковач. — Иллеш уже читала о Рудольфе Сентирмаи.
— Я организую чтение этих книг, — тихо, но твердо проговорила Ютка Микеш.
И Ева Балог поняла, что эти слова адресовались классу и должны были означать: «Да перестаньте же! Как вам не стыдно?!»
— Иллеш… — отозвалась Николлет, — пусть лучше Иллеш организует.
«Что такого я сказала?» — ломала голову учительница. Восьмиклассницы изнемогали от распиравшего их, но через силу сдерживаемого смеха. Балог не хотела их строго призвать к порядку, зная, что в последние минуты перед каникулами у детей всегда словно кружится голова. Впрочем, в этом уже и не было необходимости, так как прозвучал спасительный звонок. Он звенел громко и, пожалуй, даже резко; даже обидно было, как обрадовались ему все… Кучеш обняла Боришку Иллеш, горячо поцеловала ее и громко провозгласила: