Мать хотела обнять Боришку, но она стряхнула ее руку.
— Не нужно меня успокаивать, оставьте меня в покое! — Теперь она уже громко плакала, задыхаясь от рыданий.
— Ты так хотела бы иметь это синее платье? Так страшно хотела бы?.. Ну хорошо, поцелуй же меня!
Но Боришка стояла неподвижно, горечь душила ее. Она чувствовала, что мать смотрит на нее, но не повернулась, не поцеловала ее. Тихо щелкнул замок в двери, когда мать вышла из комнаты. Боришке стало как-то не по себе. Она вытерла слезы. Как же это так получилось, что она не поцеловала мать, когда та попросила об этом? Пусть даже мать не заслужила — все равно! Она сейчас догонит ее и поцелует!
Но Боришка опоздала: мать сидела уже рядом с отцом за столом и вышивала скатерть — подарок для Цилы. А исправить ошибку на глазах у отца Бори не хотела. «Ничего, — решила она, — сделаю это, когда снова останемся вдвоем».
Она вернулась в комнату и села в кресло под торшером. Из окна в комнату проникал красноватый свет от неоновой вывески в продовольственном магазине. Боришка немного успокоилась.
«Если снова попросить отца, то я этим ничего не добьюсь — он не меняет своих решений. И унижаться перед ним я не намерена. Об этом и речи быть не может! Это только Цила по каждому пустяку бросалась на шею к отцу, приговаривая: «Папочка, кажется, ты был прав! Но ты ведь не сердишься?» Цила всегда просила у отца прощения в случае какой-нибудь размолвки. Но я не стану этого делать. Отец сегодня, в канун праздника, говорил со мною, как жестокий, чужой человек».
Но что же ей все-таки делать? Поступать так, как этого хочется отцу? Впрочем, о деньгах никто ведь и не заикался, никто ведь и не спрашивал про ее сберегательную книжку.
Следующая мысль, пришедшая в голову Боришке, тотчас же привела ее в хорошее настроение. Ведь в конце концов отцу совсем и не обязательно видеть это платье. Его можно и не держать дома, в одном из двух их шкафов, в котором они все втроем должны держать свою одежду. Вот тетушка Ауэр никогда не интересуется тем, что Сильвия держит в своей комнате… Итак, решено: она купит платье, а хранить его станет у Сильвии. Сильвия как раз обещала придумывать поводы для ее встреч с Рудольфом. Когда нужно будет, она пойдет и переоденется у Ауэров. Сейчас зима, под пальто все равно не видно платья. И вопрос с туфлями она как-нибудь уладит. Иногда инженер, может быть, будет встречаться с ней у Сильвии, и тогда все это будет предельно просто.
Внезапно ее затрясло как в лихорадке: что придумать, что ответить, если ее вдруг спросят, куда девались деньги со сберегательной книжки… Скажет, что истратила на рождественские подарки, на книги, на кино — кто станет проверять? Были деньги — нет денег. Истрачены. Она же их сама заработала! Если о платье никто не будет знать, то все будет в порядке. Отец ничего не скажет. Вот только под каким предлогом улизнуть сейчас из дома?
Отец, придя домой, уже не пойдет на улицу. Будет читать или крутить радиоприемник. А у матери дела дома. К тому же сегодня она ждет почтальона: от Цилы и Миши еще ни письма, ни телеграммы, так что неизвестно, с каким они приедут поездом и на сколько дней останутся… Нужно только придумать, что сказать сейчас родителям, куда она пойдет. О Сильвии, разумеется, не может быть и речи. Сказать, что к Ютке? Но Ютка такая примерная пионерка, что в случае чего запросто возьмет и скажет, что она. Бори, к ней не заходила. Тогда, может быть…
О, это замечательная идея! Правда, придется выйти без пальто — ведь тетушка Гагара живет в их же доме. Ну да ничего, Сильвия даст ей какое-нибудь пальто, и она выскользнет в нем на улицу. Боришка зажгла на минутку свет и посмотрела в зеркало. Почти не заметно, что она плакала. Впрочем, перед Сильвией ей нечего стыдиться этого, она ей и так все расскажет, а Рудольфа, надо надеяться, она не встретит: инженер, наверное, распаковывает чемоданы или отдыхает, ведь он только сегодня днем приехал.
В кухне стояла тишина. В руках матери поблескивала вышивальная игла. Отец уткнулся в газету.
— Можно я схожу к Гагаре?
«Они, конечно, страшно обрадуются этому. Им очень нравится, когда я навещаю и развлекаю старуху».
Отец разрешил и тут же добавил, что он уже раз как-то сказал, чтобы она не называла тетушку Тибаи этим прозвищем. Тетушка Тибаи — одинокая старая женщина, и если она такая приветливая и часто приглашает Боришку к себе, то нужно ценить это, пользоваться ее радушием и, по возможности, помогать ей, а то и просто посидеть с ней, скрасить ее одиночество. Тетушка Тибаи всегда рада Боришке — вот она почаще бы заходила к ней, а не к Ауэрам…