— Послушай, Миклош, — говорит она шепотом, но с какой-то удивительной силой, чисто, отчетливо. — Я тогда мерзко с тобою обошлась и с Юткой. Я уже давно хотела тебе сказать. Ведь я все два года знала, что Ютка влюблена в тебя, а я чуть не лопалась от смеха: Ютка — и вдруг влюблена! Да еще в кого — в тебя?! Мне и в голову не пришло бы писать тебе записки и назначать свидания. Но… Словом, Сильвия Ауэр сказала мне, что в моем возрасте не пристало девушке ходить одной, без провожатого. Вот мы с ней и выбрали тебя. Не потому, что ты как-то особенно интересовал меня, а просто… Просто ты был мне нужен: чемпион по атлетике, ну и, кроме того, я хотела видеть, какое выражение лица будет у Ютки, когда она заметит, что ты со мной встречаешься. А она ничего не сказала, даже виду не подала. Я было уже подумала, что ошиблась. Но вот со вчерашнего дня я точно знаю, что я была права: она любит тебя.
Бори впилась взглядом в лицо Варьяша, едва различимое в полумраке подъезда. Варьяш стоял молча, опустив глаза.
— Дурацкая это была затея, — продолжала Боришка. — Теперь я понимаю. А может, и того хуже. Короче говоря, не сердись на меня за нее. Подчас люди по глупости нарочно дразнят таких, как Ютка, наверное, из зависти, что те такие… совершенные. И потом, было очень забавно, что именно ты — ее слабость, что Ютка именно тебя из всех ребят выбрала, хотя ты и на экзаменах провалился и вообще ни к чему серьезному не стремишься… Ты не сердишься, что я так говорю?
Варьяш, не отвечая, отодвинул ее в сторону и шагнул через порог на улицу. Расправив грудь, он зашагал, прямой и стройный, словно в какой-то невиданной военной форме с этими своими лямками на плечах…
Вернувшись домой, Бори узнала от Варкони, что звонили из больницы и просили передать, что Штефания Иллеш немного задержится: нет свободной санитарной машины. Пришел отец, а Варкони отправилась вместо них с Бори на собрание смотрителей и дворников. Больше всех огорчена тетя Гагара, хотя обед ее всем понравился.
— Что будем есть на обед завтра, соседушка? — спрашивает отец и просит добавки.
Но тетушка Гагара отвечает:
— Теперь это уж решать самой хозяйке — Бори закупать провизию. А мое дело — сготовить, что Штефания скажет.
Тетушка Гагара уходит, а отец садится за газету. В комнате тепло…
Время проходит. Мамы все нет. И Варкони почему-то не возвращается. Отец нервничает, он уже не может больше читать, и они молча сидят рядом в темноте.
— Папа, — говорит вдруг Бори, — а что же теперь будет с тетей Гагарой?
— Как — что? — удивляется отец. — Ничего.
— Это плохо. Разве ты не заметил, как ожила сейчас она? А как мама поправится, выходит, тетушка Гагара опять никому не будет нужна. Ты же лучше меня знаешь, как важно для человека, когда он чувствует, что кому-то нужен, что не напрасно живет, как бы стар и слаб он ни был.
Отец молчит, глубоко затягиваясь сигаретой…
— Сходил бы ты на прием в райсовет к Чисар поговорить о тетушке Тибаи. Взять хотя бы наше звено: ведь ни одна из девочек, кроме Ютки, не умеет как следует вести домашнее хозяйство. Ни шить, ни вязать. А тетя Гагара на все это великая мастерица, золотые руки! Скажи тете Чисар: может, они через женсовет или через школу дадут Гагаре какое-нибудь дело. Я-то, конечно, к ней хожу, в лото с ней играю. Но ей дело, настоящее дело нужно! Понимаешь?
Отец помолчал, потом очень тихим, необычным для него голосом подтвердил, что понимает свою дочь…
Урча мотором и светя фарами, приезжает санитарная машина. На ней привозят маму. Почти одновременно с санитарами и мамой к подъезду подлетает Варкони. Обычно весьма выдержанная, Варкони, забыв о приличиях, громко горланит на всю улицу и размахивает треугольным флажком. В другой руке у нее конверт:
— Мы выиграли! Выиграли соревнование! Вот деньги и флажок!
Мама ни слова не понимает из радостных восклицаний Варкони и лишь смеется, но, когда санитары выносят ее из машины, она внимательно, с удивлением разглядывает освещенный фонарями фасад дома, с оттертым до блеска барельефом Беньямина Эперьеша.
Пока маму несут в квартиру, она успевает разглядеть и заметить все: и отмытый пол, и ослепительно чистую лестницу. Удивляется.
Но вот отец принимает от Варкони флажок и конверт, а Бори говорит:
— Спасибо вам всем.
И мама сразу все понимает. Варкони поспешно прощается и убегает.
А Бори накрывает стол к ужину. Она и не подозревает, как многое в ней переменилось за эти дни: движения, осанка, появились ухватка, уверенность. Зато мама замечает все это, равно как и то, что Бори уже в дружбе со всеми хозяйственными предметами и делами.