— Уже успели, наябедничали тебе! Приехал, и тут же все ему выложили — вот какие языки! Ничего сказать нельзя, тут же донесут!
— Какой же это донос! Я ведь, худо-бедно, твой старший брат, да к тому же еще учитель. Понимать должен!
— Подумаешь, английские курсы закончил! А мы, семиклассники, немецкий изучаем. Программу же из-за тебя не переменят!
— Тебе, я думаю, сейчас все равно — что немецкий, что английский, еще никакого не знаешь.
— А может, знаю? Да что я! А вот ты курсы кончил, выучился, а по-английски говорить умеешь?
— Умею!
— Умеешь? Ладно. Ну-ка скажи… как будет по-английски «это собака»?
— Зис из э дог.
— Это кошка?
— Зис из э кэт.
— Как будет по-английски: «кем ты хочешь быть»?
— Вот ду ю вонт ту би?
— Знаешь… — Миннигали улыбнулся. — Вот бы мне тоже немецкие курсы кончить!
— А зачем тебе?
— Когда-нибудь пригодится. — Миннигали перестал жевать. — Вон в кино Чапай Петьке что говорит? Если бы, говорит, ты немного подучился языкам, мог бы, говорит, командовать войском всего мира.
Малика, наливавшая чай из самовара, покачала головой и засмеялась:
— Как увидел это кино, так до сих пор и бредит Шапаем! Думала, в комсомол запишется, умнее станет, ан нет, все так же, как мальчишка себя ведет.
— Пока можно, пусть играет. Ты, эсэхе[15], его не удерживай, — сказал Хабибулла.
— Я и не удерживаю, просто к слову пришлось.
Поддержка отца и вовсе окрылила Миннигали:
— Может, мне и по-английски попробовать?
— Ты думаешь, так уж легко чужие языки изучать? — возразил Тимергали.
— Ты же научился!
— По правде говоря, я и сам английский толком не знаю, — признался Тимергали смущенно.
— А как же ты ребят будешь учить? — поинтересовался Миннигали.
— Как знаю, так и буду. Где пе знаю, там стану по-люцииному учить.
— Что за Люция?
— Девушка одна на наших курсах училась. Люция звали. — Тимергали улыбнулся. — До курсов три года ребят немецкому учила. А сама по-немецки — ни в зуб ногой. Что же делать, говорит, раз заставили. Забавная история. Перед каждым уроком, оказывается, она переводит со словарем несколько предложений и идет. Если остается время от урока, не знает, что делать.
Один ученик, видать, догадался, в чем дело. Чтобы испытать учительницу, он, как ты сейчас, давай сыпать ей вопрос за вопросом. Люция не растерялась. Даже пе задумываясь, стала отвечать как попало, где по-немецки, а где по-русски. А мальчик и говорит: «Апай, сегодня же урок немецкого. Почему вы по-русски говорите?» Тут уже Люция рассердилась: «А тебе не все равно! Сидел бы и помалкивал!» Но на другой день она подает заявление. Директор не отпускает. Тогда она звонит в район. Заведующий роно далее не дослушал ее. «А кто его знает-то, немецкий? Все так и учат. Где же. их наберешься, — специалистов?» — ответил он и не пожелал больше с ней разговаривать. Три года она так промучилась, на четвертый на курсы поступила. Теперь мы говорим: «Если не знаешь урока, учи, как учила Люция!..»
— Вот как ты на мои вопросы отвечал? Как Люция?
— Нет. Я в самом деле отвечал по-английски.
— А что за имя Люция?
— Рево-Люция! Понял? — Тимергали отхлебнул чай из блюдца. — Их две сестры. Родились, когда революция произошла. Отец с матерью в честь революции и назвали одну Ревой, а другую — Люцией. Они близнецы. Вот и получилось Рево-Люция. У нас только Люция училась…
Миннигали подумал и сказал с сожалением:
— Все-таки зря ты рассказал про Люцию. Теперь я буду сомневаться, правильно наша учительница говорит или нет.
После чая Тимергали собрался куда-то. Сказал, что хочет повидать товарищей. Миннигали вышел вслед за ним. Он подмигнул брату:
— Не бойся, агай. Я тебя только провожу. Думаешь, я не знаю, к каким товарищам ты торопишься? Мама все время повторяет: «Хоть бы бог дал дожить, пока женится Тимергали и появятся у него ребятишки». Бабушкой хочет стать. Давай, брат, поторапливайся. У тебя жена будет, у меня — енгей[16], у матери — невестка. Отец тоже давно хочет внуков нянчить.
— Ну, ты ладно… — Тимергали покраснел и поскорее перевел разговор: — Моя от меня не уйдет, об этом пе беспокойся. У тебя-то как дела, а?
«Мои дела лучше всех!
— Как у тебя с Алсу-Закией?
— По-старому. Я же тебе писал. — Миннигали вздохнул. — Зря я, наверно, думаю о ней. Она на меня внимания не обращает, такая гордая-я…
— Напрасно страдаешь, брат. Пока ты вырастешь, станешь мужчиной, много таких, как Закия, встретится тебе на твоем пути.
Миннигали покачал головой.
— Нет, мне одна нужна, — сказал он. — Одна Закия. Я всю жизнь буду любить ее!
— Тебе сейчас так кажется. Детские увлечения со временем проходят.
— Нет, агай. — В глазах Миннигали вспыхнул огонь. — Моя любовь не пройдет! Я уже большой!..
— Ты, братишка, на жизнь очень наивно смотришь. — Тимергали улыбнулся: — Ведь не может Закия ждать, пока ты станешь совершеннолетним?.. Ты еще вон в детские игры играешь…
— Я тебе как старшему брату душу открываю, а ты смеешься надо мной. — В голосе Миннигали была слышна обида.
— Ну а что, я тоже плакать должен? — Тимергали похлопал брата по плечу.
— Лучше посоветуй, что делать.
— Ну что же тут можно посоветовать, если уж ты так любишь ее, жить без нее не можешь? Скажи ей самой об этом! Что она на это ответит? Я бы так и сделал на твоем месте.
— Смелости у меня не хватает… С другими девчонками и побаловаться, и посмеяться — запросто. А с пей — не могу, боюсь даже остаться один на один. Раз после репетиции проводил ее до дому, да так и не смог с ней заговорить. Слов не мог найти!
Тимергали видел, что брат серьезно влюбился в Закию, но чем он мог ему помочь? Он обнял его за плечи и сказал:
— Если так будешь робеть, то прозеваешь любую девушку. Девушка никогда первой не скажет, что любит, тем более такая гордая, как Закия. Наберись смелости и не отступай, а там видно будет. Потом все само собой уладится.
— Если Алсу-Закия полюбит меня, может она подождать два-три года, как ты думаешь? Всего-то подождать два-три года? Если полюбит?
— Если действительно полюбит, не два-три, а всю жизнь может ждать.
У Миинигали стало легче на душе после разговора со старшим братом.
К ним подошла ватага друзей Миннигали.
Все знали, что он ездил в райцентр получать комсомольский билет. Ребята окружили братьев:
— Когда из района вернулся?
— Билет получил?
— Покажи комсомольский…
Миннигали, конечно, хотелось еще поговорить с братом о сердечных делах, но друзья есть друзья.
— Бери мандолину, пошли гулять по деревне!
— Пошли с нами, Миннигали!
Махнув рукою брату, который пошел дальше один, Миннигали остался с товарищами. Он сбегал домой за мандолиной.
— Ну что вам сыграть?
— Давай сначала «Каз канаты»[17]
Гибади уступил музыканту свое место на скамейке:
— Садись, Миннигали!
Но Миннигали отказался. Он настроил инструмент. Встав среди кустов, росших за скамьей, он взял первые ноты, и зазвучала трогательная, красивая мелодия.
Постепенно на звук мандолины стали подходить девушки. Не было лишь Закии. Неужели опа не придет? Может быть, придет с опозданием, как обычно… Вдруг мелькнула за плетнем зеленая косынка… Появилась девушка — она торопливым шагом шла по переулку. Миннигали показалось, что в это мгновение сердце его замерло, остановилось. «Закия!» — чуть было не крикнул он.
Но, увы, то была не Закия, а Рашида Батыршина. Она сразу поняла, почему у парня такой грустный взгляд, и нарочито весело сказала:
— А ну-ка, Миннигали, неси свою гармошку! Давно мы что-то не собирались. Надо же встряхнуться!
Девушки дружно поддержали ее:
— Правильно! Неси гармошку, плясать будем!
Миннигали побежал домой и вернулся с гармонью. Рашида притопнула ногами:
— Вот это да! Так и чешутся пятки. Ну, растяни мехи, плясать хочу!