— Разве здесь тебе не хватает работы?
— Хватает, конечно…
— Ага, за длинным рублем? — предположила Закия. — Сейчас вообще сельская молодежь на сторону стремится, чтобы заработать побольше.
Слова Закии задели Миннигали. Как объяснить Закие что не за заработком он уезжает? Что ему хочется побольше увидеть, узнать, получить какую-нибудь интересную специальность. Какая польза от него деревне? Вон Тимергали кончил курсы иностранного языка, приехал домой, а так и остался в колхозе, как говорится, ни два, ни полтора. А Миннигали мечтает о настоящей современной профессии. Он хочет быть нефтяником.
— Почему ты замолчал? — Закия тронула его за локоть.
— А что говорить?
— Скажи мне, куда собираешься ехать?
— Известно… Где в Башкирии больше всего нужны специалисты и рабочие? Сколько об этом шумят…
— В Ишимбай, что ли?
— Да. Но сначала я поеду в Баку. Там я поучусь, поработаю и уж потом приеду в Ишимбай. Настоящим специалистом-нефтяником, понимаешь?
— Фу, какие сложности! А почему сразу не поехать в Ишимбай? Туда же приезжают бакинские мастера и учат наших нефтяному делу. Так я слышала.
— Знаю. Все-таки в Баку можно самому все посмотреть! Поучиться у самых передовых мастеров.
— А родители твои знают, что ты собираешься в Баку?
— Еще не говорил. Только Тимергали-агай знает. Он сначала не соглашался. Ну а потом, когда я его убедил, встал на мою сторону.
— Все нефть да нефть. Да еще ехать куда-то вдаль из-за этого? Разве нет другой работы?
— Нефть сейчас — самое главное. Читала в газетах? Ее к золоту приравнивают! Только это «черное золото». Из нефти и бензин, и керосин получают. Попробуй без бензина! Ни одна машина не пойдет, а без машин как строить?
— А школа?
— Можно же днем работать, а вечером учиться, — возразил Миннигали уверенно — этот вопрос был для него уже давно решен.
— Трудно так, Миннигали…
— Павел Корчагин, я думаю, на моем месте поступил бы точно так же.
— Зачем же сравнивать с тем временем, когда жил Павка Корчагин?
— Нужно сравнивать, Закия! Как ты не понимаешь, что сегодняшний труд — это продолжение той борьбы, которую вели Корчагин и его товарищи. Я комсомолец и не могу стоять в стороне от этой борьбы. Я хочу быть, как Павка Корчагин! — Миннигали сказал это так искренне и с таким чувством, что его настроение невольно передалось девушке.
— Если бы я была парнем, я бы тоже с тобой уехала! — неожиданно сказала она.
От этих слов Миннигали встрепенулся, карие глаза его вспыхнули радостным огнем, толстые губы растянулись в улыбке:
— Поехали, Алсу-Закия!.. Ты же в тысячу раз лучше любого парня!
Девушка, словно раскаиваясь в том, что сказала лишнее, отступила от него немного в сторону. Они чуть не угодили в лужу, к которой незаметно подошли в темноте. Она ухватилась за Миннигали, и он ее поддержал.
— Я просто так сказала… Ведь мама и отчим уже состарились… Куда мне от них! И вообще, пока я десять классов не кончу, никуда не поеду.
— Будем вместе учиться, в Баку или Ишимбае…
— У меня не хватит смелости па такой решительный шаг. Да и паспорта у меня нет…
— Это ерунда, паспорта мы получим.
— Оставь, не уговаривай меня. Никуда я не поеду из аула. Боюсь я, — сказала она и попятилась назад, словно хотела убежать.
— А приедешь ко мне, когда кончишь школу? — настаивал Миннигали.
— Не знаю.
Миннигали хотел спросить у девушки: «Я тебе хоть немножко, хоть чуточку нравлюсь?» — но никак пе мог набраться смелости и спросил другое:
— Ты хоть письма будешь мне писать? Дай слово.
— Зачем тебе мое слово? Может быть, ты и не уедешь никуда?
— Я? — Миннигали остановился, голос его звучал твердо. — Я все хорошо обдумал. Я должен ехать. Мне нужно только кое-что выяснить до отъезда. Скажи, как ты ко мне относишься? Скажи, будешь писать?
Девушка стояла на краю лужи, прислушиваясь к многоголосому хору лягушек.
— Буду, — тихо ответила она.
— Часто?
— Каждый раз, как получу от тебя…
— Обещаешь?
— Обещаю.
Они долго стояли безмолвно, наслаждаясь красотой окружающего мира и радуясь тому, что они вместе, что все у них впереди. Птицы в лесу уже угомонились. Лишь соловей распевал свою любовную песню…
Закия и Миннигали медленно возвращались в деревню. Было хорошо вдвоем, и казалось, что весь мир существует только для них и они одни в этом мире…
На окраине деревни Закия остановилась, сняла пиджак с плеч и отдала ему. Затем она неожиданно для самой себя чмокнула парня в щеку и бросилась бежать к дому…
Миннигали не мог опомниться от внезапного поцелуя, щека его горела. Он только успел крикнуть ей вдогонку:
— До завтра!
Закия обернулась, помахала рукой и растаяла в сумерках.
XVIII
Нет, недаром в народных песнях жизнь сравнивается с течением реки. Действительно, время никогда не стоит на месте. Недавно, кажется, была цветущая весна, а вот уже в разгаре лето, приближается пора сенокоса.
Идут ночами теплые дожди, на лугах поднялись выше пояса сочные, мягкие травы, цветут, благоухают цветы.
Лето красное!
Коротки, коротки. летние ночи. Заря с зарей сходятся, некогда спать крестьянам…
Председатель Сахипгарей Ахтияров поднялся на рассвете, а его уже ждала бричка. Старый Хабибулла запряг Гнедого. На кучерском месте сидел Миннигали с вожжами в руках.
Дорога вывела в поля, внизу вдоль реки расстилались луга, еще окутанные утренней сизой дымкой. Травы поседели от росы.
— Благодать! — не выдержал председатель, тронул Миннигали, чтобы тот остановил Гнедого.
— В такую пору даже я, старик, молодею, — улыбнулся Хабибулла.
— Ну, ладно, трогай! Надо покосы объехать.
— Раз поехали, значит, посмотрим, — сказал Хабибулла.
Председатель потянулся было через Миннигали, взялся за вожжи, чтобы повернуть коня лугом через покосы, но Хабибулла остановил его:
— Не надо, сосед, траву понапрасну мять. Пройдем пешком к реке, посмотрим, какая трава там.
Ахтияров засмеялся и полез из брички.
— Ты прав, сосед, отвыкаю своими ногами ходить. Такая кругом красота, а я все тороплюсь куда-то.
Миннигали пустил коня, тянувшегося к душистой сочной траве, и тоже пошел в луга за старшими. Скоро он обогнал их и сбежал к самой реке. Берега заросли малиной, смородиной, шиповником. Над водой поднимался легкий пар, и Миннигали захотелось попробовать, верно ли вода такая холодная, как кажется на вид. Он раздвинул кусты и дотянулся до воды. Теплая как парное молоко!
С высоких кустов, сверкая на солнце дождем, осыпалась роса. На медвежьих дудках, высоко поднимавших зонты своих соцветий, ползали медленные жуки-бронзовки, деловито сновали шмели. С легким жужжанием пчелы развешивали над лугами бесконечные медовые нити, от цветка к цветку, от цветка к цветку.
Миннигали, как зачарованный, стоял на лугу, вглядываясь в красоту окружающей жизни.
— Смотри-ка, твой парень не налюбуется, — сказал Ахтияров.
— Он такой! — Хабибулла ласково улыбнулся, глядя на стоявшего но пояс в траве Миннигали. — Я мальчишкой и сам был таким же — засмотрюсь, задумаюсь… а стадо тем временем ушло! — засмеялся старый Хабибулла.
Выше поднималось солнце, жарче становился день.
Сахипгарей скинул пиджак, расстегнул ворот рубахи:
— Парит. Как думаешь, наверно, к дождю?
— Не похоже.
— Откуда ты знаешь?
— Да вот… «барометр» показывает, — Хабибулла кивнул на цветы, — подойди понюхай. Если эти цветы сильно пахнут, через пятнадцать — двадцать часов жди дождя. Перед дождем воздух становится парным и цветы раскрываются сильнее. А по этим цветам можно даже время узнавать, потому что они в одно время поворачиваются, раскрываются и закрываются.
Председатель внимательно слушал старика.
— Тебе бы, агай, ученым быть. Откуда ты знаешь секреты разных трав?
Старый Хабибулла лукаво улыбнулся. Он снял поношенную шапку, потирая лысую голову, сказал: