— Не говори глупости! — сказал Сахипгарей, стараясь казаться беспечным. — Хватит с нас и того, что на финской побывали.
— Не стали бы тебя так просто отрывать от работы и забирать в армию! — Минзифа готова была заплакать. Губы ее задрожали, она показала на дочек — одна другой меньше: — Что я буду делать? Ведь полный угол детей. Мы и недели без тебя не проживем.
Сахипгарей сделал вид, что сердится:
— Ну что ты поднимаешь шум? Разве людей не берут в лагеря?
Не привыкшие к ссорам родителей девочки, как напуганные коршуном цыплята, жались друг к дружке.
Сахипгарей чувствовал себя виноватым за эту ссору, подошел к шмыгавшей носом жене и обнял ее за плечи:
— Ну, хватит. Не надо зря слезы лить. Меня в лагере долго не будут держать.
— Хоть известно, куда посылают?
— Известно, конечно. В Стерлитамак.
Минзифа улыбнулась сквозь слезы:
— Недалеко, оказывается. Я буду приезжать к тебе.
Дети, не понимавшие сути разговора, обрадованные примирением взрослых, окружили мать.
— Меня тоже возьми с собой! — сказала Флюра.
— И меня…
Дети вцепились в мамину юбку. Это окончательно успокоило ее. Она взяла на руки четвертую, самую маленькую, Зульфию, которая едва встала на ноги;
— Ладно, вы тоже поедете.
— Поедем? Когда?
— Скоро.
Дети захлопали в ладоши от радости.
Минзифа улыбалась сквозь высыхающие слезы.
— На, малышка к тебе тянется. — Она протянула Зульфию отцу, а сама пошла подогревать остывший уже самовар.
Сахипгарею стало до боли жалко жену. «Трудно ей будет одной. Флюре только восемь исполнилось, Салиме — шестой, Зумре — четвертый пошел, а эту еще с ложечки кормить надо…»
— Бисэкей, может, послать Флюру к Абдулову и Яруллину?
— Пусть после чая сбегает.
— Не совсем хорошо будет, бисэкей. Раз уж мне завтра уезжать, надо бы поговорить с ними. В правлении все время народ. Времени осталось…
— Ну, ладно тогда, — Минзифа тяжело вздохнула, — я сама позову схожу. Заодно на конный двор зайду, коня Хабибулле передам.
Как только за женой затворилась дверь, Сахипгарей вытащил из-под кровати небольшой чемодан. Он рукавом стер с крышки пыль и положил белье, полотенце, носовые платки, бритву, ложку…
Один за другим пришли в дом Рамазан и Муса. Увидев Ахтиярова с чемоданом, они удивились:
— Куда собираешься?
— Разве не сказала жена?
— Конкретно ничего не сказала.
— На военные сборы вызывают. Так вот… Но я рассчитываю к уборочной успеть.
— Когда уезжаешь? — спросил Муса.
— Завтра.
— Надолго?
— Ничего не сказали. — Сахипгарей задумался. — По-моему, до жатвы должны отпустить, — сказал он, но тут же усомнился: — Кто его знает, трудно сказать. В мире беспокойно. Гитлер бесится. Немцы свои силы собирают на нашей границе. Все может быть…
— Да ведь у нас с ними договор о ненападении, — сказал Рамазан.
— Договор есть, конечно, да…
— Думаешь, у Гитлера две головы — нарушать этот договор?
Муса тоже поддержал Рамазана:
— Граница на замке. Кто сунется, тому несдобровать.
Сахипгарей спросил:
— Кого вместо меня председателем поставим?
— Стоит ли временно председателя назначать?
— Надо, Муса.
— С райкомом по этому вопросу не советовался?
— Оставили на наше усмотрение.
— По-моему, лучше Салима Гайнетдинова никого не найти, — сказал наконец Сахипгарей.
— Можно ли на ответственную работу ставить беспартийного? — спросил Муса Абдулов.
— Где мы возьмем коммуниста? Один — председатель сельсовета, другой — председатель сельпо. Что же делать? Мне кажется, Салим Гайнетдинов сможет работать. До сих пор о нем только хорошее говорили… Прекрасный кузнец… Заместителем у тебя давно работает…
— Ну ладно, а на его место кого? Ему тоже заместитель нужен…
— Это не такая уж большая проблема. — Рамазан махнул рукой — Найдем. Остановимся на Салиме Гайнетдинове. Кто за то, чтобы от партячейки выдвинуть его кандидатуру на решение общего собрания? Против нет? Нет.
— Вопрос решили. Теперь по домам, а то завтра человеку уезжать надо, — сказал Муса и поднялся с места.
Сахипгарею не хотелось расставаться с друзьями:
— Не уходите. Сейчас жена вернется. Будем чай пить.
Но Муса и Рамазан, чтобы не мешать хозяину, направились к двери. В это время вошла Минзифа:
— Почему ты отпускаешь гостей?
— Ты где-то пропала, что я могу сделать? — оправдывался Сахипгарей.
— Хотела, чтобы вы одни тут поговорили. Поэтому не торопилась. — Минзифа далее слушать не хотела упиравшихся мужчин. — Посидите. Вечно вам некогда, вечно эта работа, хоть сейчас посидите спокойно. И Сахипгарею будет веселее.
Мужчины сели за стол. Сахипгарей посмотрел на жену:
— Тогда уж давай чего-нибудь…
Минзифа молча вышла в сени и тут же вернулась. Она поставила бутылку на стол, а сама вышла в кухню к детям.
Сахипгарей потянулся к бутылке. Разлил водку по стаканам, поднял свой:
— Ну, друзья, за здоровье, за житье-бытье!
Муса и Рамазан, когда чокались, внесли поправку в сказанное Сахипгареем:
— За скорейшее возвращение Ахтиярова!
Они выпили. Молча закусывали.
Сахипгарей налил по второму разу, когда заскрипели ворота. В следующую минуту в дверях показался Хабибулла.
Сахипгарей поднялся, встречая соседа:
— Вовремя, Хабибулла-агай! Проходи к столу, проходи! — Он взял бутылку. — Бисэкей, дай-ка нам еще один стакан.
— Что ты! Не беспокойся, кустым. Услышал, что тебя в армию берут, пришел узнать, не война ли началась. Такой слух по аулу прошел…
— Кто распространил такую весть?
— Народ болтает, — сказал Хабибулла, отряхивая мокрую от дождя одежду. — У меня сердце чуть не разорвалось, когда услышал такое известие.
— Не бойся, агай. Все в порядке, нет никакой войны.
— Слава аллаху! — сказал Хабибулла. — А что тебя на службу забирают, тоже вранье?
— Нет, это правда. Пока я не вернусь, ты уж присмотри за моей семьей, — сказал Сахипгарей.
Хабибулла несмело прошел к столу, за которым сидело все деревенское начальство.
После таких разговоров настроение гостей упало. Капли дождя, ударяясь о стекла, оставляли на них косой след и стекали вниз.
Уныние, щемящая душу тревога охватили Сахипгарея: «Не война ли началась?.. Кто, интересно, распространил такую страшную весть? Откуда все узнали, что я уезжаю? Жена не из болтливых. Недавно только закончился военный конфликт с Финляндией, люди еще не опомнились. Сколько мужчин погибло там! Сколько осталось матерей, жен, детей, потерявших своих! Война… Какое это ужасное слово! Люди только начали жить по-настоящему, без нужды и без горя. Неужели им опять придется испытать все тяжести войны? Бет, невозможно, это от водки да от плохой погоды у меня такое настроение…»
— Что же ты за гостями не ухаживаешь? — Голос жены словно разбудил Сахипгарея.
Он посмотрел на жену извиняющимся взглядом и улыбнулся.
— Не найдешь ли еще бутылку? — спросил он.
— Найду…
Не успели гости поднять стаканы, как в дом без стука вошли еще соседи, за ними еще, еще… Через некоторое время дом был полон народу.
Гости приходили не с пустыми руками.
Сабир уже где-то успел выпить, здесь добавил и теперь рвался произнести тост в честь Сахипгарея.
— Ты для нас отец. Как дети почитают своего отца, так и мы почитаем тебя. — Слезы показались у него на глазах. — Никогда в жизни я не забуду твою доброту. С этого дня я буду стараться походить на тебя. Весь колхоз благодарен тебе… Вон какие у нас успехи! На весь район!
— Оставь такие речи, кустым, оставь, — сказал Сахипгарей, чувствовавший себя неудобно от похвал. — Успехи колхоза — это заслуга всех. Если бы вы не трудились добросовестно, если бы товарищи мои мне не помогали, один я бы ничего не сделал. Не надо говорить обо мне.
— Ладно, тогда… Короче говоря, вот что: за здоровье Сахипгарея-агая, за его скорое возвращение! — Сабир залпом опорожнил свой стакан.