— Айда!
Это «близко» Данилы оказалось немалым расстоянием. Шли траншеями и окопами. Когда добрались до виноградников и яблоневых садов, поднялись наверх.
Данила с воодушевлением рассказывал о красоте медсестры:
— Вот это девушка! Я такой ни во сне, ни наяву не видел. Что тебе талия, что грудь! Ножки… на токарном станке выточить, и то такие не будут. А брови, а глаза, лицо — с ума можно сойти!
— Эта девушка очень вас любит? — спросил Губайдуллин, чтобы как-то поддержать разговор.
— Нет. Она и не знает, что я ее люблю. У меня храбрости не хватает близко подойти к ней. В свободное время я пойду полюбуюсь на нее со стороны и ухожу.
— Что же так?
— Не осмеливаюсь. — Старший лейтенант вздохнул. — Говорят, она с характером. Была ранена, после госпиталя ее направили в одну армию, затем перевели в другую. Приглянулась старшим офицерам. Вот тут-то и сказался ее характер! Никого даже близко не подпустила к себе. Когда уж очень стали к ней приставать, написала рапорт. Ее перевели сначала в корпус, а потом — к нам в полк.
— Да, видать, не уживается она на одном месте. Действительно, характер, — сказал Миннигали.
— Нет, — не согласился с ним старший лейтенант Пеньков, — слишком она честная, потому и не уживается. Другая девушка плюнула бы на все.
— Значит, эта девушка кого-то очень сильно любит, иначе не стала бы так вести себя, — заключил Миннигали.
— Почему ты так решил?
— По себе знаю. У меня. на родине девушка. Я люблю ее больше жизни… С тех пор как я на войне, сколько погибло моих знакомых, сколько близких друзей, товарищей, во взводе пятый раз сменились люди! А я до сих пор жив. Даже ранен не был по-настоящему. А почему? — спросил Миннигали и сам себе ответил: — Потому, что у меня есть Закия — любимая. Ее любовь спасает меня. Да-да, не смейся, — незаметно он и сам перешел на «ты». — Правду говорю. Эх, скорей бы прогнать фашистов и вернуться домой, встретиться с Закией! Теперь я знаю, как надо жить!
— Не зря, оказывается, тебя поэтом называют. Прочти-ка какое-нибудь свое стихотворение.
— Потом, — сказал Миннигали, растревоженный воспоминаниями.
— А красивая у тебя девушка?
— Красивая! Для меня нет другой такой красивой девушки в мире.
— Ты счастливый.
— Да, я очень счастливый, — согласился Миннигали. — Только почему-то долго нет письма от Закии. И из-за этого временами болит сердце.
— А ты ходил с другими девушками?
— Нет.
— Почему?
— Не нравится никто.
— И я тоже… еще никого не любил, — сказал Данила.
— А эту медсестру, про которую рассказывал, тоже не любишь по-настоящему?
— Разве дело в моей любви? Я ей не нравлюсь.
— Как же ты можешь знать об этом, если не говорил с ней? Какая же польза, от того, что ты ходишь и облизываешься, как кот около горячей каши?
— Что же я, по-твоему, должен делать?
— Что будет, то и будет, а ты поговори с ней, открой ей свое сердце.
— Легко сказать! — Данила приуныл. — А если она посмеется над моей любовью? Лишиться последней надежды?
— Ну, смотри сам, — сказал Миннигали.
В низине, окруженной со всех сторон холмами, возле большой землянки, видны были люди в белых халатах. Данила как вкопанный встал на месте;
— Дальше не пойдем.
— Не съедят же тебя!
— Неудобно.
— Как зовут ее?
— Не знаю.
— Какой же ты все-таки интересный человек! Влюблен в девушку и даже не знаешь, как ее зовут…
Вдруг Данила вздрогнул:
— Смотри… Там, видишь, идут три девушки! Она справа идет!
Миннигали взглянул и уже не мог оторвать глаз от милого лица.
— Лейла! — крикнул он.
Лейла рассказывала, видимо, что-то очень смешное, потому что все смеялись. Услышав свое имя, она остановилась. Черемухового цвета глаза ее округлились.
— Миннигали! — Лейла бросилась Миннигали на шею.
Шедшие мимо солдаты уставились на счастливого лейтенанта и девушку. Подруги Лейлы, перешептываясь, пошли дальше. Лишь Данила Пеньков стоял, ничего не понимая.
Губайдуллин подвел девушку к Даниле:
— Знакомься. Моя сестренка Лейла.
— Сестренка? — Данила сразу повеселел. — Родная?
За Миннигали ответила Лейла:
— Двоюродная!
— Вот ведь судьба. Кто мог бы подумать! — сказал Данила.
Но Лейла уже не слушала его. Она смотрела на Миннигали и торопливо расспрашивала его обо всем.
Рассказала она и о себе. В полк, где служил Миннигали, прибыла совсем недавно. Ее отец после лечения в госпитале вскоре снова был тяжело ранен. Мать, возвратившись с фронта, живет одна в Баку. Лейла была немного обижена, что Миннигали в последнее время не писал ей.
Потом она замолчала, боясь сказать что-нибудь лишнее прп Даниле, который не отставал от них ни на шаг.
— Бердиева, к главному врачу!
Нужно было бежать, а она не могла оторвать своих лучистых глаз от Миннигали. Но надо было прощаться. У входа в землянку она обернулась:
— Миннигали, я тебя долго искала. Теперь мы рядом. Приходи, как только освободишься, ладно? Я буду ждать.
Он помахал ей рукой.
Когда они остались одни, Данила сказал:
— Похоже, что она любит тебя! Как обрадовалась! Просто забыла все на свете, как увидела тебя.
Миннигали ничего не ответил.
Они повернули назад. Некоторое время шли молча. Наконец Данила спросил:
— Ты любишь Лейлу?
— Ну что ты пристал! Я тебе говорил, есть у меня в ауле девушка.
— И она тебя тоже любит?
— Любит, — сказал Миннигали. — А может, и не любит. Не знаю.
— Как не знаешь? Она тебе, наверно, пишет: милый, дорогой?
— Пишет.
— А ты каждому ее слову веришь?
— Ну что ты привязался ко мне? — Миннигали рассердился: — Любит, не любит! Тебе не все ли равно?
— Все равно, конечно. Просто, знаешь, не все девушки остаются верными своему слову.
— Закия не такая, — сказал Миннигали убежденно.
— Почему ты так в этом уверен?
— Уверен!
— Не поверю, что из-за нее тебе Лейла не правится. Такая девушка!
Миннигали знал, что в глубине его сердца живет нежность к Лейле, но он не мог нарушить своей верности Закие.
— Двух девушек любить невозможно. Лейла — мой друг, — сказал он твердо.
— Странный ты человек. — Данила засмеялся над такой щепетильностью Миннигали. — Лейла тебя любит, а ты от нее шарахаешься.
Миннигали промолчал.
Оба задумались и больше не говорили на эту тему. Около яблоневого сада их дороги разошлись: Данила направился в штаб полка, Миннигали — в расположение своего взвода.
Как только оп там показался, помощник командира взвода передал ему письмо. Это было первое письмо Закии после трехмесячного молчания. Миннигали разволновался, радость переполнила его сердце. Вот чего, оказывается, ему не хватало!..
«Миннигали, здравствуй!
Твои письма получаю. Последнее письмо я получила давно. Ты, наверно, обижаешься, что не отвечала. Хабибуллу-бабай и Малику-инэй вижу очень часто. Они живы-здоровы, Малика-инэй немного сдала. Все время говорит о тебе. Горюет, что нет писем от Тимергали. В ауле никаких других новостей нет. И писать-то не о чем, все одно и то же. Знаю, что для того, кто ждет писем, это тяжело. Буду чаще писать тебе, но не сердись, если не смогу отвечать на все твои письма. Миннигали я теперь не одна. Я вышла замуж. Я давно собиралась написать тебе об этом, по боялась огорчить тебя. Не вини меня, ладно? Останемся по-прежнему друзьями… Если хочешь, переписывайся с Санией. Эта девушка недавно, переехала к нам в аул со своими родителями.
Больше писать нечего. До свидания.
С приветом твоя одноклассница Закия.
23 сентября 1943 года».
От письма повеяло невыносимым холодом. Каждое слово, написанное рукой любимой девушки, ранило его сердце. Он ничего не мог понять, снова внимательно перечитал письмо.
«Вышла замуж… — мучился Миннигали. — За него же она вышла замуж? Впрочем, это уже все равно. Она вышла замуж за другого…» Отчаяние охватило Миннигали. Потом нахлынуло чувство горькой обиды, захотелось сейчас же написать ей письмо, полное злых упреков в неверности, в предательстве. «Да, — подумал Миннигали, — вот что такое предательство!» Он сейчас напишет ей об этом.