Стэнли отступает в сторону.
Да, побриться тебе не мешает.
Стэнли садится за стол справа.
Ты хоть иногда на улицу выходишь?
Он не отвечает.
Объясни, что ты делаешь? Целыми днями дома сидишь?
Пауза.
Путаешься у миссис Боулс под ногами, как будто у нее без тебя дел нет.
Стэнли. Когда она подметает, я встаю на стол.
Лулу. Помылся бы. Вид жуткий.
Стэнли. От того, что я помоюсь, ничего не изменится.
Лулу (поднимаясь). Вышел бы на свежий воздух. От одного твоего вида плакать хочется.
Стэнли. На свежий воздух? Это еще зачем?
Лулу. На улице чудесно. А у меня с собой бутерброды есть.
Стэнли. С чем?
Лулу. С сыром.
Стэнли. Имей в виду, аппетит у меня отличный.
Лулу. Вот и хорошо. А мне вот есть не хочется.
Стэнли (неожиданно). Хочешь, пойдем куда-нибудь?
Лулу. Смотря куда.
Стэнли. Никуда. Мало ли…
Лулу. Но все-таки куда?
Стэнли. Никуда. Идти некуда. Поэтому и можем пойти — безразлично куда.
Лулу. Можно и здесь посидеть.
Стэнли. Нет, здесь плохо.
Лулу. А где же хорошо?
Стэнли. Нигде.
Лулу. Хорошенькое приглашение, нечего сказать.
Он встает.
Тебе обязательно надо носить эти очки?
Стэнли. Да.
Лулу. Так ты не идешь гулять?
Стэнли. Сейчас не могу.
Лулу. Какой-то ты все-таки недоделанный.
Она уходит. Стэнли стоит. Затем подходит к зеркалу и смотрит на себя. Идет на кухню, снимает очки и моет лицо. Пауза. В задней двери появляются Гольдберг и Макканн. Макканн несет два чемодана, Гольдберг — портфель. Останавливаются в дверях, затем выходят на сцену. Стэнли вытирает лицо и видит их спины через кухонное окно. Гольдберг и Макканн осматриваются. Стэнли надевает очки и крадется через кухню к задней двери. Уходит.
Макканн. Тот?
Гольдберг. Тот.
Макканн. Ты уверен?
Гольдберг. Уверен — не то слово.
Пауза.
Макканн. А что теперь?
Гольдберг. Не волнуйтесь, Макканн. Садитесь.
Макканн. А ты?
Гольдберг. Что я?
Mакканн. А ты почему не садишься?
Гольдберг. И я саду.
Макканн опускает чемоданы и садится за стол слева.
Садитесь, Макканн. Расслабьтесь. Что с вами? В кои-то веки привез вас на пару дней к морю отдохнуть. Если хотите чего-то в жизни добиться, надо научиться владеть собой, Макканн. Расслабьтесь, сделайте одолжение.
Макканн. Ладно, попробую, Нэт.
Гольдберг (садится за стол справа). Все дело в дыхании. Уж вы мне поверьте. Это доказанный факт. Вдохнул, выдохнул, расслабился, дышишь свободно, только и всего. Посмотрите на меня. Когда я еще учился, Макканн, мой дядя Барни раз в две недели, по пятницам, брал меня с собой к морю. В обязательном порядке. В Брайтон, в Кэнви-Айленд, в Роттингдин — куда только мы с ним не ездили! На Шабес, бывало, сидим мы с ним в шезлонгах под навесом или в лодке катаемся, волна за бортом плещется, солнышко в море садится — блаженство, рай земной! (Вспоминает.) Да, дядя Барни… А как одевался! С иголочки. Старая школа, Макканн, ничего не скажешь. В то время у него дом был под Бейзингстоком. Как его уважали! А воспитание? Умоляю, не говорите мне про воспитание. Воспитан он был безупречно. Вообще, разносторонний, что называется, был человек. Интеллигент до мозга костей.
Макканн. Послушай…
Гольдберг (задумчиво). Да, таких людей уже нет.
Макканн. Нэт, откуда мы знаем, что это тот самый дом?
Гольдберг. Что?
Макканн. Откуда, говорю, мы знаем, что это тот самый дом?
Гольдберг. А почему вы решили, что мы ошиблись?
Макканн. Лично я номера на калитке не видел.
Гольдберг. А я его и не искал.
Макканн. Да?