С годами Фассоу обезумел, и его власть над Замком обратилась железной хваткой. Гвардейцы Лорда распоряжались буквально всем. На их счастье в Замке еще сохранилась приличная команда для Большой игры, главная гордость Фассоу, позволявшая нам удерживать за собой место в первой лиге, а также два Чемпиона-оплодотворителя, весьма популярные в городских Домах соитий. Любая попытка академистов подать протест в Городской Совет рассматривалась как типичное мужское нытье или списывалась на деморализующее влияние инопланетян. Со стороны казалось, что в замке Ракедр все в полном порядке. Смотрите, какая у нас классная команда! Смотрите, какие у нас жеребцы! Дальше этого женский взгляд не проникал.
"Как они могли бросить нас?" - этот безмолвный плач рвал на части сердце каждого сеггрианского мальчика. Как она могла оставить меня здесь? Разве она не знает, что здесь творится? А если не знает, то почему не знает? Может, просто не хочет знать?
- Конечно, нет, - ответил мне Рагаз, когда я явился к нему в порыве благородного негодования после отклонения Городским Советом нашей очередной петиции. - Конечно, они не желают знать, как мы тут на самом деле живем. Почему, ты думаешь, они никогда не заходят в Замки? О, мы не позволяем им заходить, это так - но разве смогли бы мы помешать им войти, если бы они действительно захотели? Дорогой мой, мы втихаря сговорились с ними, а они с нами, поддерживать этот краеугольный камень равнодушия и лжи, на коем покоится все здание нашей цивилизации.
- Наши собственные матери бросают нас, - сказал я.
- Бросают нас? А кто кормит нас, одевает, дает нам приют и платит денежки? Мы ведь полностью зависим от них. Если когда-нибудь нам суждено обрести независимость, тогда мы, возможно, сумеем построить общество, основанное не на лжи.
Независимость была столь далекой мечтой, что только мысленный взор Рагаза прозревал ее. Мне кажется, что мыслью своей он забредал и дальше, туда, где человеческие взоры бессильны, где в вечном затмении дремлет мечта о взаимности.
Наша попытка воззвать к Совету возымела последствия только в самом Замке. Лорд Фассоу почуял угрозу своей власти. Спустя несколько дней Рагаз был схвачен гвардейцами Лорда и их шестерками, Фассоу обвинил его в злостном гомосексуализме и в заговоре с целью измены и без проволочек вынес свой приговор. Всех собрали на Игровом поле на экзекуцию. Пятидесятилетнего Рагаза, человека с очень больным сердцем - в молодости он был нападающим в Большой игре и перетрудился на тренировках, - привязали к скамье обнаженным и отстегали "Длинным лордом", кожаной трубкой, наполненной мелкой свинцовой дробью. Берхед, один из гвардейцев, осуществлявший экзекуцию, старательно метил по голове, почкам и гениталиям. Час-другой спустя Рагаз скончался в лазарете.
Той же ночью в замке Ракедр вспыхнул мятеж. Кохадрат, убитый горем пожилой человек, оказался не способен ни унять нас, ни повести за собой. По его мнению, нам следовало оказывать пассивное сопротивление, избегая насильственных действий, до тех пор, пока гвардейцы Лорда когда-нибудь не перебьют себя сами. Прежде мы вели себя именно так. Но теперь - отставили идеалы в сторону и взялись за оружие. "Какова твоя игра, такова и победа", говорил нам Кохадрат, но мы уже досыта наслушались стариковской премудрости. Мы больше не могли играть в спокойные долгие игры. Мы хотели победы сейчас и разом.
И мы победили. Мы одержали полную победу. Лорд Фассоу, его гвардия и их подручные все до одного были перебиты к моменту, когда в ворота Замка ворвалась полиция.
Я помню, как эти видавшие виды женщины, настороженно передвигаясь вблизи нас, впервые в жизни осматривали помещения Замка и повсюду натыкались на обезображенные трупы - выпотрошенные, кастрированные, обезглавленные; как они таращились на Берхеда, приколоченного гвоздями к полу, с "Длинным лордом", забитым ему прямо в глотку, на нас, бунтовщиков-победителей с окровавленными руками и зверскими лицами, на Кохадрата, которого мы как нашего лидера и оратора вытолкали вперед.
Но он стоял молча. Он глотал свои слезы.
Женщины сбились поплотнее в кучку, крепко сжимая в руках оружие и озираясь по сторонам. Им было страшно, они всех нас принимали за безумцев. Это абсолютное непонимание произошедшего подвигло, наконец, одного из нас на выступление - Тарск, молодой человек со стальным кольцом, надетым некогда на его палец в раскаленном виде, сделал шаг вперед и сказал:
- Эти люди убили Рагаза. Они все здесь сошли с ума. Смотрите. - И он вытянул свою изувеченную руку.
Командир патруля после затянувшейся паузы объявила:
- Никому отсюда не выходить, пока будет идти следствие! - и увела своих подчиненных прочь из Замка, через парк, заперев за собой ворота и оставив нас наедине с нашей победой.
Судебное разбирательство по делу о Ракедрском мятеже, разумеется, широко освещалось, и событие это с тех пор было обсуждено и изучено вдоль и поперек. Мое собственное участие в нем заключалось в убийстве Татидди, одного из гвардейцев Лорда. Мы втроем загнали его в спортзал и измочалили насмерть тренировочными дубинками.
Какой была наша игра, такой стала и наша победа.
Нас не наказали. Новое руководство Ракедра было сформировано из представителей нескольких других замков. Они достаточно хорошо разобрались в ситуации, чтобы понять истинные причины восстания, однако все, даже самые либеральные из них, относились к нам с непоколебимым презрением, как ко взбесившейся скотине, не считая нас за людей. Если мы пытались заговорить, нам не отвечали.
Не знаю, сколь долго мы смогли бы терпеть подобное унижение. Но всего через два месяца после мятежа Мировой Совет принял Закон об Открытых Воротах. Мы уверяли друг друга, что это наша победа, наша заслуга. Но никто из нас не верил в это. Мы говорили друг другу, что мы свободны. Впервые в истории любой мужчина, не желающий оставаться в Замке, мог покинуть его. Мы были свободны!
А что ожидает свободного мужчину за воротами Замка? Никто особенно не задумывался об этом.
Я был одним из тех, кто вышел за ворота утром того же дня, когда закон вступил в силу. Нас было одиннадцать, вместе вышедших тогда в город.