Выбрать главу

2

Ладно, вообще-то я не против кошек. Мне даже нравятся такие дымчатые, с большими глазами, и еще другие, с обезьяньими мордами, какие гуляют в палисадниках около богатых домов. Протянешь руку, чтоб такую погладить, а она прыг в сторону и умчится, как клубок дыма. Но этот котенок был больной, тощий, кожа да кости, и глаза гнойные, слезящиеся — одним словом, шелудивый.

— Сейчас же вышвырни вон эту дрянь, — сказала моя старуха.

— Но ведь он больной, его лечить надо, — сказал Жилец.

— Тогда отнеси его к ветеринару.

— Пускай живет в моей комнате. Он тебе и на глаза не покажется. Ты его и не увидишь.

— А подтирать за ним кто будет?

— Я, конечно. Сама знаешь, я был на флоте санитаром.

— Нечего лечить его в моем доме!

— Брось, будь человеком, живи и давай жить другим. У тебя самой сердце порадуется, когда котенок станет гладкий и замурлыкает на весь дом.

— Больше будет гадить, чем мурлыкать, и не успеешь оглянуться, котят принесет. Не потерплю, и конец.

— Но ведь это кот, так что никаких осложнений не предвидится, — сказал Жилец.

— Это ты нарочно, чтоб соседей злить.

— Ладно, — сказал Жилец. — Я буду покупать ему молоко на свои деньги.

— Не смеши меня. Ты и так уже третью неделю за квартиру не платишь.

— Но за мной еще ни разу не пропадало, правда? Я буду платить за кота и за молоко.

— Ну ладно уж… только не смей приносить для него в дом всякую тухлятину, и в первый же раз, как он нагадит, — вон!

Жилец купил на толкучке у пристани старую бельевую корзину и половичок. За девять пенсов выторговал. Но вот была задача — чем кормить котенка. Просидев несколько дней на одном молоке, он задумал проломить дверь в кладовке, но только расшиб себе башку; тогда он махнул на задний двор, взобрался на крышу, а оттуда через окно пролез в кладовку, сожрал полбанки варенья и четверть большого пирога со свининой, оставленные Жильцу к чаю. Потом его стошнило, и он запакостил в кладовке весь пол. Жилец подтер за ним, сходил за новой банкой варенья и купил у живодера Доннели конины.

Этот кот был совсем как человек. Уставится на кастрюлю, в которой Жилец варит конину, и время от времени затягивает серенаду то ли Жильцу, то ли кастрюле, то ли им обоим.

Правда, он был совсем как человек. Знал, что Жилец его любит, и уважал его комнату. Зато гадил во всех остальных. Жилец не зевал, подтирал всюду. А только поспеть за котенком нипочем не мог.

В конце концов моя старуха заявила, что хватит ей быть бесплатной уборщицей, и Жилец унес котенка, захватив мешок и старый ржавый утюг.

— Что ты с ним сделал? — спросила она, когда Жилец вернулся часа через два. Он был сильно под мухой.

— А тебе-то что?

— Ты отдал его кому-нибудь?

— Швырнул с моста в реку.

— Врешь, бесстыжие твои глаза!

— Никогда не видел столько пузырей…

— Бросил его в эту лужу?.. Да кому ты голову морочишь?

— Слышно было, как он булькал… Здоровенные пузыри пошли. Я чуть не заплакал.

— Не знаю, где у тебя совесть — выкормил бедняжку, а потом швырнул в реку. Сердца у тебя нет, вот и все.

— Я был вынужден.

— Никакой нужды не было, добрые люди охотно взяли бы его.

— Ну да, вот ты, скажем, уж такой была доброй — дальше некуда.

— Зато ты больно жалостливый.

— Он был здесь лишний. А смерть легкая, он ничего и не почувствовал.

— Ну, могу только пожелать, чтоб тебя самого не швырнули в реку! — крикнула она и стала надевать пальто.

— Куда это ты?

— Пойду пройдусь, успокоюсь.

— Тогда купи рыбы с жареной картошкой, я проголодался.

— Ни за что, хоть сдохни! — огрызнулась она и хлопнула дверью.

Как только она вышла за дверь, я насел на Жильца.

— Успокойся, — сказал он. — Я отдал его сторожу у нас на фабрике и даже деньги получил. Ихнюю кошку задавил грузовик с пивоваренного завода. Так что, — продолжал он, разуваясь, — пивовары, можно сказать, вдвойне выгадали, задавив ту кошку. — Он подумал немного. — Вот умора, если она была матерью нашему котенку.

— Сколько ж вам дали?

— Десять шиллингов. Но учти, я буду скучать по ней.

— Помнится, моей матери вы сказали, что это кот.

Он подмигнул.

— Я хотел, чтоб, когда она окотится, это был сюрприз!

Моя старуха не разговаривала с Жильцом несколько дней, и, только когда я рассказал ей, что он продал котенка, она возобновила с ним прежние отношения, всыпав ему по первое число.