– Не знаете, по одному впускают?
– Кажется, по четверо.
– Долго как.
– Людей только мучают.
– А японцы что тут делают?
– Тоже интересуются…
Группы японцев, – а может, китайцев, – дисциплинированно, как октябрята, переходят с места на место и не теряются. Одна группа – вся в красных шапочках, другая – вся в желтых, третья – в синих, и никакого зонта не нужно, легко найти своих. Мы продвигаемся. Вдруг появляется священнослужитель со злыми сверкающими глазами, захлопывает дверь в часовню с Гробом и что-то почти кричит по-немецки, а потом по-гречески. На лице его – ненависть к толпе. К людишкам. К нам.
– Что он сказал? Что он сказал?
– Уже закрывают, что ли?
– Почему же нас Саша не предупредил?!
– Что у них, обед?!
– Это что за безобразие?!?! – вдруг громко кричит бледный вдохновенный старик.
Саша, откуда-то взявшись, протискивается к нам и успокаивает: закрыли на пятнадцать минут, а потом опять откроют. Какая-то у них там религиозная церемония. Всех пустят.
Душно, тесно, жарко, суетно, сумрачно. В пяти метрах от меня – гробница Иисуса, ученики пришли, а камень отвален, и гробница пуста, и вот Он – во плоти, воскресший, со светлым ликом, смертию смерть поправший…
И стоять скучно, и ноги устали. В конце концов, Он уже воскрес, и Его там нет, а только одна пустота. Ну не откроют, так не откроют… Нет, открыли. Внутри часовни – два крошечных помещения. В первом – камень. Путеводитель, вдруг оставив обычный скепсис, говорит: «Возможно, это часть того круглого камня, закрывавшего вход в гробницу, который Ангел откатил в сторону». Откатил. Ангел. Как автомеханик.
Во втором – Гроб. Склеп. Выдолбленное в скале каменное корытце, – смертное ложе. Каменная полочка, каменные стены. Все сплошь в букетах цветов, в расшитых пологах и подзорах, ковриках, занавесочках. Шитье золотом по багряному. Жар свечей, лампад, но камни на ощупь все равно ледяные, поблескивают и лоснятся, затертые миллионами ладоней и губ. Эти свечи, и цветы, и домашние какие-то на вид, сельски-нарядные коврики как будто пытаются побороть давящую громаду камня, раздвинуть смертную тьму. Трогательно… но все мелькает лишь на миг, сзади топчутся нетерпеливые, и у Камня Ангела стоит и смотрит страшным византийским взором неулыбающийся священнослужитель, готовый облаять замешкавшихся. Отчего это православные попы так немилостивы к людям?… – А ты веруй, – говорит во мне паломник. – А вы на меня не орите, – говорит во мне турист.
На воздухе чувствуешь облегчение после тесноты и суеты Храма, и смутное чувство пристыженности: полагалось испытать подъем чувств, а подъема не вышло. Именно в Храме – ничего не вышло. И в Гефсиманском саду не получилось. И на Крестном Пути. А где-нибудь на повороте улочки, или когда глядишь с горы на башни и купола, или когда просто подъезжаешь к предместьям Иерусалима, и город, кажется, висит у тебя над головой, или когда забредаешь в какой-то дворик, а там тишина, воркует горлица и висит белье, – тогда вдруг иногда охватывает то чувство близости к святыне, которое, кажется, запросто дается вот этим моим случайным спутникам, – только что они препирались и толкались, и вот вышли просветленными и притихшими. Ибо их есть Царствие Небесное.
Саша бодро взмахивает зонтом, и наш гурт плетется за ним.
– Вот теперь вы можете покупать! Вот и магазин! Сейчас вам дадут талончики. Помните: по талончику все за полцены. По-о-олцены любые предметы, включая золото! Прекрасные товары, одобренные Министерством туризма.
– Фсе долляр бабалям! Фсе долляр бабалям, – по-русски кричат продавцы.
– Все стоит полцены. Вы не поняли? – нервничает Саша. – Специально же для вас! Пополам! Ну?…
Но паломники садятся снаружи на ступеньки, вытягивают усталые ноги и думают о своем. Глаза их видели святыню, и тайваньского мусора им не нужно.
«Голгофа» значит «череп». Гора, или скала, на которой был распят Спаситель, по форме, видимо, напоминала мертвую голову. Казни совершались вне городских стен, так что Голгофа находилась за городом, где-то поблизости от стены. Храм же, воздвигнутый над Голгофой и Гробом, находится внутри стен. Проблема в том, что точно неизвестно, где проходили стены во времена Иисуса. Местонахождение Голгофы освящено традицией, так что если бы было доказано с археологической, с исторической точностью, что «наша» Голгофа – ненастоящая, то это все равно не поколебало бы ни одного верующего католика, ни одного православного. Если наука отрицает наши святыни, то тем хуже для науки.