Бабенка, торговавшая свининой, тоже напомнила мне Льва Николаича, будучи совершенно в его вкусе (рассказ «Дьявол»): крепкая, здоровая, зубы, икры. И мясо, которым она торговала, было совершенно таким же: крепким и здоровым, свежим и розовым, как будто она отрубала лишние куски от самой себя, не становясь при этом меньше. Особенно мне приглянулся один монолит килограмма на три, не уведенный, к моему изумлению, из-под носа более проворными домохозяйками, а лежавший тут и меня дожидавшийся.
– На вас смотрит, – подтвердила баба.
Кусок смотрел на меня, а я на него. Я его и купила. То есть так мне казалось.
– Ай, какой кусочек! Получше вам заверну-закутаю, – пела баба сладким сельским голосом. Тут к ней подошли с двух сторон два хаджи-муратовца в национальных одеждах: пиджак поверх свитера, кепка – и громко и недовольно заговорили на многочисленных языках народов Закавказья. Баба ловко отругивалась на тех же языках, господа были крайне недовольны и шумели, размахивая руками, – претензии их были мне неясны. Возможно, – рассеянно размышляла я, – торговля свининой в публичном месте оскорбляет религиозные чувства этих достойных людей, и они ведут с бабой диспут на тему «в чем моя вера». В какой-то момент правоверные даже допустили оттирание бабы от прилавка, хватание ее за кострец, огузок и вырезку, а также заслонение, так что на краткий момент ее приятная взору тушка скрылась из виду. Но диспут кончился так же внезапно, как и вспыхнул, газават утих, я наконец получила свою дважды упакованную свинину и с чувством облегчения, объяснившегося впоследствии, унесла ее домой.
Собственно, чувство облегчения смутно мучило меня еще в метро, а также на прочих отрезках пути. Разъяснение пришло дома, когда развернув дважды упакованную, я обнаружила вместо трех килограммов – два, вместо свинины – говядину, вместо молодой – старую, вместо розовой – черную. В руках у меня лежала пожилая корова, плотная, как Тутанхамон, а неразменную свининку бригада интернациональных жуликов вернула на место.
Но я не жалуюсь и даже не ропщу. Вот к чему приводит отрыв от народных масс и добровольное затворничество в башне из слоновой кости.
Не написать мне эпопеи. Перехожу на рис. Прощай, читатель!
1999
Ползет!
На этой неделе я ничего не собиралась покупать. Но пришлось. Выданная накануне вечером зарплата за ночь сама по себе усохла на одну четверть, а озеленение своего финансового садика я провести не успела. Пункты выдачи зелени закрылись, и постный Франклин поджимал губы в кошельках других счастливцев. «Чего бы такого купить? – лениво думала я утром в четверг. – Куплю-ка я себе новые занавески». И не спеша, нога за ногу, отправилась в магазин «Русский лен» на Комсомольском проспекте. От людей я слыхала, что в магазине «Русский лен» продают русский лен – решение нетривиальное, надо сказать: ведь название в наши дни совершенно ни о чем не говорит. Так, скажем, в моем районе есть магазин «Кураре», торгующий не стрихнином или ипритом, но вполне доброкачественными и недорогими продуктами; магазин «Партия», где никогда не встретишь дедушку Зю с красными флагами, а также «Лавка жизни», где можно приобрести ошейники для собак и искусственных мышей для котов (вот так и всегда: собаке – кнут, коту – пряники).
Но «Лен» действительно оказался магазином тканей. Конечно, 80 процентов тряпочек были турецко-сирийским ширпотребом, более пригодным для сельских гаремов; 10 процентов – поставки из Белоруссии и Словакии (могли бы не трудиться поставлять), там-сям попадались западноевропейские вкрапления – какой-нибудь королевский багрянец, усеянный бурбонскими лилиями, вполне годный, чтобы подтирать пол, если вокруг джакузи накапано. Но остальное было самым настоящим льном, бесконечно дешевым, вроде 11 рублей за метр. Нужен он мне или все-таки нет? – задумалась я и пошла прогуляться по чуждому мне проспекту, чтобы решение о покупке как-нибудь там само созрело в голове. Жизнь на проспекте шла своим тихим чередом. В одном магазине я не купила лампу (теперь именуемую светильником) за 1750 рублей, в другом – прекрасно обошлась без лампы за 2800 (красный шарик на нитке). «Это вчерашняя цена, – пояснили мне. – Сегодня уже 4600».
Не успела я осознать эту информацию, как вдруг наступила мертвая тишина, как перед приходом торнадо, потом произошло перешептывание и шевеление, выбежали охранники с мобильными телефонами, раздался сдавленный крик: «Закрывай!» и двери заложили на засов. Я и женщина, надумавшая купить чайник в форме зайца, в панике бросились вон из посудного отдела, решив, что магазин приступом берут ваххабиты. «Что случилось?» – «Пополз!» – крикнул кто-то в пятнистой форме, пробегая. «Кто?!» – «Курс!» – «Так сколько же теперь?…» – вскрикнула женщина, потрясая электрозайцем. – «Не знаем!… Ползет!…» Я почувствовала, как деньги в моем кармане ухнули и осели, как мартовские сугробы в романах Тургенева.