— Хорошо, — согласился Томас, — ботинки с утолщенными каблуками. Колтроп: цвет волос шатен. Конечно, под это подпадает целая гамма цветов, от светло-русого до темно-каштанового. На фотографии он — темный шатен. Даггэн — тоже шатен. Но он выглядит светло-русым блондином.
— Совершенно верно, сэр. На фотографиях волосы обычно темнее. Все зависит от освещения. Он мог их осветлить, чтобы стать Даггэном.
— Хорошо. Я это принимаю. Колтроп: цвет глаз — карие. Даггэн: цвет глаз — серые.
— Контактные линзы, сэр. Это просто.
— Пойдет. Возраст Колтропа — тридцать семь лет. Даггэну исполнилось тридцать четыре в апреле.
— Ему пришлось помолодеть, — объяснил инспектор, — потому что настоящий Даггэн, маленький мальчик, погибший в два с половиной годика, родился в апреле 1929 года. Эту дату он не мог изменить. Но никто не будет допытываться у мужчины, сколько ему на самом деле лет, если в паспорте указано тридцать четыре. Паспортным данным верят.
Томас всмотрелся в фотографии. Колтроп потяжелее, шире лицом, более крепкого сложения. Чтобы стать Даггэном, ему пришлось изменить внешность. Скорее всего, он ее изменил еще перед встречей с главарями ОАС в Вене, и с тех пор не возвращался к прежнему облику. Такие люди, должно быть, месяцами свыкаются с новым обличьем, чтобы после выполнения задания тут же сбросить его, максимально усложняя их розыск. Может, благодаря этому нехитрому маневру Колтропу и удалось избежать внимания полиции многих стран. Если бы не слух с острова в Карибском море, они никогда бы не вышли на него.
Сейчас он стал Даггэном, покрасил волосы, вставил контактные линзы, надел ботинки с высокими каблуками. Томас распорядился, чтобы приметы Даггэна вместе с номером паспорта и фотографией телексом передали в Париж. Лебель, прикинул он, получит их к двум часам утра.
— На этом наша миссия заканчивается? — спросил инспектор.
— Нет, юноша, нам еще придется потрудиться, — Томас покачал головой. — Утром начнем проверять авиакомпании и паромы. Мы должны выяснить, где он теперь находится.
Едва он произнес эти слова, из Сомерсет Хауз позвонил второй инспектор. Они закончили проверку заявлений. Остальные паспорта выдали живым людям.
— Хорошо, поблагодарите клерков и по домам. Завтра жду всех у себя в кабинете ровно в половине девятого.
Вошел сержант с копией показаний владельца табачного магазина, допрошенного в местном полицейском участке. Томас проглядел показания, полученные под присягой, но не нашел в них ничего нового для себя: они практически полностью совпадали с докладом инспектора.
— Задерживать его дальше мы не можем. Позвоните в полицейский участок Паддингтона и скажите, чтобы его отпустили, хорошо?
— Да, сэр, — сержант повернулся и вышел.
Томас уселся в кресло и попытался заснуть. А стрелки часов тем временем медленно переползли в 15 августа.
Глава 16
Баронесса де ла Шалоньер остановилась у двери своей комнаты и повернулась к провожающему ее молодому англичанину. В полумраке коридора она не могла разглядеть выражения его лица, казавшегося белым пятном.
Вечер доставил ей немалое удовольствие, и она еще не решила, закончить ли его у двери номера. Уже час она не могла найти ответа на этот вопрос.
С одной стороны, хотя раньше у нее и были любовники, она, уважаемая замужняя женщина, остановившаяся на одну ночь в провинциальном отеле, не привыкла отдаваться первым встречным. С другой — именно в этот вечер ей так недоставало мужского внимания и она не могла этого не признать.
Баронесса провела весь день в Барселонетте, высоко в Альпах; в военном училище, которое в этот день окончил ее сын, новоиспеченный второй лейтенант «Альпийских стрелков». В том же полку когда-то служил и его отец. И хотя среди зрителей выпускного парада баронесса, безусловно, была самой красивой матерью, только там, видя, как ее сын стал офицером французской армии, она полностью осознала, что через несколько месяцев ей стукнет сорок и ее сын уже взрослый.
И пусть выглядела она лет на пять моложе, а иногда чувствовала себя тридцатилетней, баронесса поневоле задумалась, как же ей жить дальше. Сыну уже двадцать, и он, возможно, спит с женщинами и больше не будет приезжать на каникулы и охотиться в лесах, окружающих фамильный замок.
Она принимала галантные ухаживания старого полковника, командира училища, видела обращенные на нее восхищенные взгляды розовощеких сокурсников сына, но чувствовала себя очень одинокой. В семейной жизни уже много лет лишь фамилия связывала ее с мужем, ибо барон слишком увлекался молоденькими парижскими проститутками и не находил времени, чтобы летом приехать в замок. Не явился он и на церемонию присвоения его сыну первого офицерского звания.
Она ехала по горной дороге к отелю «Серф» в Гапе, собираясь провести там ночь, и думала о том, что она красива, женственна и одинока. И впереди ничего, кроме ухаживаний галантных старичков, вроде командира училища, да не приносящих удовлетворения интрижек с юношами. И в то же время она еще не так стара, чтобы посвятить себя благотворительности.
Да еще этот Париж, не приносящий ничего, кроме досады и унижения, с Альфредом, бегающим за девчонками. Половина светского общества смеялась над ним, но вторая половина — над ней.
Она сидела в гостиной с чашечкой кофе, размышляла о будущем и более всего хотела, чтобы прямо сейчас ей сказали, что она не просто женщина, но красавица, когда подошел англичанин и попросил разрешения, поскольку в гостиной они вдвоем, выпить с ней кофе. Вопрос застал баронессу врасплох, и от удивления она не смогла отказать.
У нее еще была возможность уйти, но десять минут спустя она уже не сожалела о том, что приняла его предложение. По ее оценке, ему было от тридцати трех до тридцати пяти лет, лучший возраст для мужчины. Англичанин, он тем не менее бегло говорил по-французски. Красивый, умеющий развеселить женщину. Она наслаждалась потоком комплиментов, даже содействовала тому, чтобы он не иссяк. Так что лишь к полуночи она поднялась, заметив, что рано утром ей надо уехать.
Англичанин поднялся вместе с ней по ступеням и на лестничной площадке обратил внимание баронессы на купающиеся в лунном свете лесистые склоны. Они постояли несколько секунд, любуясь спящей природой, прежде чем она посмотрела на своего спутника и увидела, что его глаза прикованы не к окну, а к глубокому вырезу между ее грудей, где кожа в свете луны стала белой, как алебастр.
Англичанин улыбнулся, заметив, что его взгляд перехвачен, наклонился к ее уху и прошептал: «Лунный свет превращает в дикаря самого цивилизованного мужчину». Она повернулась и пошла вверх по лестнице, притворившись, что рассердилась, но на самом деле довольная нескрываемым восхищением незнакомца.
— Благодарю за приятный вечер, месье.
Она взялась за ручку двери, гадая, попытается ли мужчина поцеловать ее. Она надеялась, что попытается. Как ни банально это звучит, но ее охватила страсть. Возможно, сказалось вино или обжигающий коньяк, который англичанин заказал к кофе, или лунный свет, но она уже знала, что не хочет расставаться на пороге.
И тут же руки незнакомца обняли ее, а губы прижались к ее губам. Теплые и уверенные. «Это надо прекратить», — шевельнулась в ней совесть. Но в следующее мгновение она ответила на поцелуй. Закружилась голова, конечно, от вина. Руки незнакомца напряглись, сильные и мускулистые.
Ее бедро прижалось к чему-то твердому. Она было отдернула ногу, а затем вернула ее в прежнее положение. И необходимость что-то решать отпала сама собой: она хотела, нет, жаждала мужчину.
Баронесса почувствовала, как открывается позади нее дверь, вырвалась из объятий и отступила в комнату.
— Заходите, дикарь, — выдохнула она.
Англичанин вошел следом и закрыл за собой дверь.
Той ночью вновь перерывались все архивы, на этот раз в поисках Даггэна, и небезуспешно. На свет появилась карточка, свидетельствующая о том, что Александр Джеймс Квентин Даггэн въехал во Францию на экспрессе «Брабант» 22 июля сего года. Часом позже нашли другую карточку, согласно которой Даггэн покинул Францию на экспрессе «Северная звезда» 31 июля. Карточка поступила от того же контрольно-пропускного поста, группа таможенников которого ездила на поездах-экспрессах, регулярно курсирующих между Брюсселем и Парижем, на ходу осуществляя проверку документов и досмотр багажа.