- Вениамин Дракулович... Вен... и... ами-ин Драк-куло... в-ви-и-ич.., - попыталась разжалобить меня Светланка, но я был стоически непреклонен:
- И пусть с хозяйственным мылом помоется старая карга! - командирски рокотал мой голосище, - И ногти подстричь, и наодеколониться... И вставные челюсти предварительно повынимать, чтобы ненароком не подавилась!.. Ну и жра-а-ать(!) твоя бабуся. Бездонная утроба...
- Вениамин Дракулович, - Светланка наконец-то укараулила усталостью образованную прореху моего речевого полотна, - Здесь-то - посередь коридора - не мацали б... Сотрудники ходят, коллеги шляются, арестантов туда-сюда водят... Стеснительно как-то. А я ведь девица порядочная! Неловко мне, когда меня при хорошем освещении принародно выщупывают...
- Ой! - отдернув руку, я искренне стушевался.
И было отчего: увлеченный собственной складноречивостью, я и не заметил, как мои шаловливые пальцы, изначально по-товарищески разминавшие светланкин подбородок, переползли на ее левую бюстину. Вероятно, если бы объект пальпирования был обнаженным, я бы спохватился самостоятельно - без укорительного словоблудия со стороны ни к селу, ни к городу застеснявшейся пигалицы... Однако... Мое осязание оказалось введенным в заблуждение бронебюстгальтером листовой стали (аналог докевларового бронежилета), тельняшкой, курткой, хранящимися во внутреннем кармане оной документами и куревом, группокровной нашивкой, пестрым бантом политпартии "Любители госбюджета" и медалью "за Заслуги перед Вышестоящими"...
- Миль пардон, миледи! - скорчил я из себя джентельмена...
Да-а-а, вот как оно в жизни-то: при прекраснейшем освещении нашего подвального офиса шиш кого потрогаешь, а устроить для воцарения тьмы то же короткое замыкание... как-то совестно...
Кстати, а почему испокон веков застенки традиционно обустраивались в цокольных этажах?!.. Нет чтобы на чердаках... Видать, подвал и метрически, и интерьерно, и антипобегно ближе к аду... А почему испокон веков правдоделы, как правило (за исключением меня), из некрасивых?..
- Дядя Веня! - похерила мои мыслительные изыски корчившая из себя недотрогу, - А это не моя бабушка пила виски с лосьоном и кумысом и кушала тушканчика с камбалою и горошницей.
- А чья ж? - скорее рефлекторно, чем осознанно, поинтересовался я.
- Дя-ядя-я Ве-еня-я-я - вальяжно простонала Светланка, - Так это ж я-я! Я-я-я ж все это самое собственною персоною слупендила!
- Ты-ы-ы?! - представив деваху с торчащей из ротика поджаристой тушкой костлявого тушканчика, я с отвращением передернулся.
- А бабулечка-то моя кушает маленечко, - тараторила Светланка, - Она как привыкла в тяжелом детстве недоедать, так и по сей день диетничает! Да какая ей клизма, да какие ей мочегонные?! Она ж полноценно по-тяжелому оправляется только после великих обжорных праздников: Нового года, Дня рождения подводного ученого Жака Ифа Куста, Восьмого марта, Дней рыбака, танкиста или пчеловода... Ва-ау-у!!! Вениамин Дракулович!! - привлекая пристальное внимание прохожих, развязно проверещала якобы скромница, - С Днем щекотуна-а!!!
- Чего-о-о? - не врубился в суть я - пораженный светкиной прожорливостью.
- Так сегодня же второ-ой понеде-ельник октября-я-я!! - зацеписто повисая на моей шее, Светланка засосно целует меня в губы, - Сегодня ж День щекотуна - ваш професси-анальный праздник!! - перенацеливая губы на правый глаз, верещит будто с цепи сорвавшаяся и с дуба рухнувшая.
- Не "а-анальный", а "о-ональный" праздник-то, - тужась скинуть настырную со своей шеи упертыми в ее бронированные груди натуральной и протезной ладонями, поправляю я.
Наконец-то она освобождает мои телеса из своих страстных объятий... В ладонях у девахи мой полокотный и электроприводный леворучный протез!.. "Отломила, сучка!" - раздраженно мыслю я, - Вновь ремонтироваться!"
Светланка, опешившая от неожиданного обретения, удивленно растягивает свой губастенький ротик в букву "о", и... И тут же, к моему неописуемому ужасу, из него выпадает мой полимерный правый глаз. Звякнув о паркет, кареокий инплантант скачет пинг-понговым шариком. "Высосала! Коза белобрысая!" - мысленно констатирую я.
- О, мячик! - восторгается прохожий прапорщик-сопляк и тут же залихватским пинком усылает мой глаз вдоль по коридору. Звонким "цок-цоком" тот обозначивает траекторию своего рикошетного полета...
Прикрыв ладонью опустошенную глазницу, я устремляюсь вослед своему ускакавшему оку. И настигаю оное, вножную перепасовываемое образовавшим круг офицерьем.
Не было б среди резвящихся сослуживцев старшего по званию (полковника Грязнопятова), я б, образно выражаясь, задал перцу в их холеные подхвостки!.. Но... Волей-неволей приходится соблюдать элементарную субординацию... С трудом докричавшись до Грязнопятова, я убеждаю его, что пинать глазной протез товарища по службе вразрез с кодексом чести российского офицерства!
- Отдайте Веньке мячик!! - гаркает уяснивший суть моих претензий Грязнопятов.
- А он чьиво? Пырэватызыровал ево чито ли? Наша мьячыка! Мы нашыла, - огрызается лейтенант Членовредителидзе.
- Отда-айте, сво-олочи, майо-ору гла-аз!!! - сиренит Грязнопятов.
- Гы-ла-а-аз?! - опешивает Членовредителидзе, - А ми думаль - мьячыка...
Подобрав, послюнявив во рту из гигиенических соображений и вставив в глазницу свой услужливо подопнутый грузином окоимитатор, я опрометью ринулся вдоль по коридору. Сзади доносились каблучный стукоток и аритмично умоляющий голосок Светланки:
- Вен-ниам-мин Драк-кулович!! Ручо-онку-то свою возьми-и-ите!! Мне-т-то она куд-да-а-а?!
- Туда-а-а! - с мысленной похабинкой выкрикнул я, но... Но, тормознув на мгновение, все же выхватил из дланей настигшей меня Светланки свой полокотный протез...
- А когда мою-ю ба-абушку отщекота-а-аете?! - донеслось вослед мне, вновь несущемуся во весь опор.
- За-автра-а-а! - дабы только отвязаться от назойливой блондинки без толики искренности пообещал я. И она - взбалмошная пигалица - тут же отстала и понуро побрела прочь. "А пошла-ка ты со своею бабусей на...! - с матерной приправой мысленно напутствовал я, - Щекоти вас обеих бульдозером!"...
День не задался изначально... Настроение - дрянь, предчувствие - мерзость, работоспособность - нулевка... Взять отгул за сверхурочные и нажраться вдрызг до опупения?!.. Глупо, бескультурно, однако ж... Зело облегчительно...
Заскочив в пыточную номер четырнадцать, я застал в мрачном средневекового дизайна помещении полуобнаженного до затрапезных кальсон доходягу-правдодела Саню Лизоблюдова и слесаря по ПО (пыточному оборудованию) - дебелотелого, косматого и вечно неопрятного ударника еще коммунистического труда, с дефолтовских времен пенсионера Фекалия Гвидоновича Шурупова. В отблесках скупого каминного пламени мои соратники по службе тестировали древнерусскую пыточную дыбу.
- Ну чаво-о? - покручивая веревочно соединенный с аркой механизма бревенчатый ворот и пытливо вглядываясь в страдальчески скособоченный лик правдодела, подвешенного за запястья вывернутых за спину ручонок, меланхолично оглаживал свою окладистую седую бороду сизосливоносый Фекалий.
- А-а-а-а!! - верещал блиставший всетельной испариной Саня. Его костлявые ножонки, опирающиеся на каменный пол лишь пальцами в вертикаль вытянувшихся ступней, страдальчески трепетали.
- Дык чаво-о-о? - вставляя меж бородой и усищами папиросину, допытывался дотошный Фекалий.
- Да ослабь ты, злы-ы-ыде-ень!! - взмолился Санек.
- Дык хгавари-и-и жа. Скока можна проверя-ять-та? Как он-на-та? Ня люфтит, натяг хоро-оший?
- Все норма-а-ально!! - неистовствовал Саня, - Рас-супо-онива-ай, старый перду-у-ун!!!
- Эт ты зазря-я на ветерана обзывашься-та, - на пару оборотов крутнув ворот на натяг, проворчал Фекалий, - О-о-ой(!), зазря-я-я.
- Ма-ама-а-а!!! - заблажел с хрустом в плечах оторвавшийся от пола Лизоблюдов.
- Дык хгавари-и жа, - прикуривая от услужливо поднесенной мною каминной головешки, бубнил Фекалий, - Ня люфти-ит? А натя-я-яг?..