— У нас действительно нет таких машин, — согласился русский, с трудом подбирая испанские слова. — У нас есть другие. В основном сейчас приходит много автомобилей из Японии. Это старые машины, в которых мало кто разбирается. Японцы их просто выбрасывают, а к нам их привозят и пытаются заставить работать. Причем основательно, на долгие годы.
— Но ведь ты же не механик, — Хосе перестал терзать свечу. Много машин из Японии — уже интересно. Если там их выбрасывают, значит, машине не больше пятнадцати лет. А то и десяти. По кубинским меркам — совсем новые.
— Я работал в автомастерской, когда учился, — сказал инженер. — И даже думал открыть кооператив по ремонту машин после окончания института. Но мне повезло попасть в группу, которую направили сюда на строительство завода. Когда я вернусь, то все равно открою СТО. А сейчас мне просто необходим определенный опыт, который я смог бы здесь приобрести.
— Но почему ты из инженеров хочешь уйти в механики? — Норьега с трудом, но все же понимал слова, произнесенные с ошибками и тяжелым акцентом.
Русский невесело усмехнулся:
— Даже в прежние времена средний автослесарь в Советском Союзе считался более успешным человеком, чем средний инженер. В ближайшем будущем, вероятно, будет еще хуже. Мы внимательно читаем наши газеты и слушаем наше радио, чтобы понять — дома происходит что-то очень странное. Доходит до того, что на государственных заводах просто не выплачивают зарплату. Потому многие и уходят в кооперативы. И я тоже уйду. Мы должны были проработать здесь целый год, но теперь нам сказали, что через три месяца всех нас отправят домой. Наше начальство решило не достраивать автозавод.
— Подожди, подожди… — Норьега выволок из-за верстака сравнительно чистый табурет и предложил молодому человеку сесть. Сам устроился на деревянном ящике. — Это как понимать? Завод не будет достроен?
— Видимо, нет. Я не знаю всех причин, наш шеф почти ничего не говорит. Вроде бы решено расторгнуть контракт. Причем на самом высоком уровне.
Норьега прикурил огрызок сигары и задумался. Если парень не врет, то это плохо. Получается, что новых рабочих мест не будет, безработных меньше не станет, а значит, не появятся и более-менее обеспеченные клиенты. «Лады» кубинской сборки не появятся тоже. Не самые лучшие машины, конечно, но пока существуют «Лады», автомеханикам не приходится жаловаться на отсутствие работы.
— И ты скоро уезжаешь?
— Месяца через три. За это время я надеюсь хотя бы немного понять, каким образом вы умеете делать из старых машин новые. Если мне скоро на самом деле придется возвращаться, я бы не хотел тратить зря время.
— Трех месяцев маловато будет, — покачал головой мастер. — Да и уверен ли ты, что тебе это пригодится, когда ты вернешься домой?
— Когда мы вернемся, то неизвестно, сколько будем зарабатывать. Шеф намекает на то, что, возможно даже, нас всех уволят… Сеньор Норьега, у меня есть деньги. Я почти ничего не тратил с тех пор, как стало известно, что наша работа прекращается.
— Не говори о деньгах. У тебя их все равно мало. Я еще раз спрашиваю: ты уверен, что это тебе надо? Ты и без этого сможешь по возвращении домой со временем стать хорошим механиком. Тем более, какой-то опыт у тебя остался.
— Я не хочу быть просто хорошим, — заявил молодой человек. — Я хочу быть лучшим.
Хосе внимательно посмотрел в лицо инженера. В глазах того горел почти фанатичный огонь. Такой — мастер это знал — встречался только у тех, кто впоследствии действительно становился специалистом высокого класса.
— Когда ты готов приступить? — спросил Норьега.
— Сегодня, — быстро ответил русский.
— А как же твоя основная работа?
— Ее почти нет. Мы сейчас в основном бездельничаем. А тупо пить ром или валяться на пляже мне не хочется.
— Ладно. Жду тебя через час. Или два. Денег мне не надо. За три месяца ты их и так отработаешь. Но если сегодня не придешь, больше не появляйся.