— Кроликов, — повторил Макглашан с большей экспрессией, чем само это слово заслуживало. И тотчас закурил, выказывая непринужденность и всяческое спокойствие. — Сигарету?
— Я никогда не курю и не пью. Можно я съем ириску? Они меня всегда успокаивают.
Макглашан задумался: в чем дело — действительно Эдвин слегка тронулся или разыгрывает кретина?
— Вы сказали, что часто ходите в зоопарк. У вас, должно быть, очень необычная работа, если она оставляет столько свободного времени.
— Я работаю в Би-би-си.
— Кем же, спортивным комментатором?
— О господи, конечно, нет. Я участвую в новой детской передаче «Выходи поиграть», ее передают ежедневно в три пятнадцать.
— Мои дочери всегда слушают ее.
— Что вы говорите! — вскричал Эдвин восторженно. Сколько им лет?
— Одной пять, другой — два.
— Двухлетняя, пожалуй, немножко мала, чтобы понимать.
— Она взрослее своих лет.
— Кто ее любимые герои?
— Мул Вамбли.
— А, да, это мисс Олсоп.
— Простите?
— Мисс Олсоп озвучивает Вамбли. А я — кролика Зигфрида.
— Кролика, — повторил за ним Макглашан, сопоставляя услышанные сведения; результат его не удовлетворил. Дайте, пожалуйста, ваш автограф для Дженнифер.
— Правда? Вам нужен мой автограф? — заколебался Эдвин. — Но ведь это официальный документ.
— Неважно, — выдавил улыбку Макглашан. — Я вовсе не пытаюсь выудить у вас признание в преступлении, которого вы не совершали. Если хотите, подпишитесь просто «Кролик Зигфрид».
Эдвин так и поступил, размышляя о том, что даже в самом холодном сердце можно найти немного тепла, если хорошенько поискать.
— А теперь, — сказал Макглашан, пряча автограф в карман, вернемся к делу. Вы часто видели миссис Сидни?
— О, бедная дама, да, конечно же, часто. Она вроде всегда то уходила, то приходила.
Макглашан хмуро усмехнулся.
— Учитывая ее профессию, меня это не удивляет. А вас?
— Но что у нее была за профессия, сэр? Я часто задумывался над этим, но не хотелось казаться навязчивым. Я всегда полагал, что у нее должно быть личное состояние.
Макглашан недоверчиво уставился на него.
— Давно вы здесь живете? — спросил он.
— Три года.
— А миссис Сидни?
— Она уже жила тут, когда я въехал.
— И вы ничего не заметили?
— Я заметил, что у нее как будто весьма обширный круг знакомств. Она вечно принимала гостей. Сказать по правде, я был слегка озадачен тем, что она никогда не приглашала меня. В конце концов, я был ее соседом, улыбнулся он грустно. — У нее день и ночь играло радио, но я, в общем-то, не обращал на это внимания. Я стеснялся ее беспокоить. Каждый раз, когда я спускался вниз пригласить ее к себе на чашку чая, я слышал из-за двери, что она не одна.
Наступило молчание.
— Не сидите на самом краешке стула, — сказал Макглашан. Обопритесь лучше о спинку. Не хотелось бы, чтобы вы снова падали в обморок. — Он прочистил горло. Миссис Сидни была самой обыкновенной проституткой.
— Как? — вежливо переспросил Эдвин.
— Уличной девкой. Шлюхой.
— Простите, я не понимаю.
В отчаянии Макглашан закатил глаза и грохнул кулаком по столу. Взяв себя в руки, он принял любезный вид и сказал:
— Женщиной легкого поведения.
— Не может быть, — прошептал Эдвин краснея. — Миссис Сидни? Нет, это просто невероятно!
— Она выискивала клиентов в парке и приводила их в свою квартиру под вами.
Впервые в жизни Эдвин вышел из себя.
— Какое безобразие! — вскричал он своим слабым голоском.
Это проявление характера отняло у него много сил, и он, без сомнения, был не в состоянии отвечать на дальнейшие вопросы. Поскольку денег при нем оказалось очень мало и он явно не мог оставаться в собственном доме, Макглашан одолжил ему фунт, и полиция подыскала для него комнату в маленькой гостинице по соседству. После ухода Эдвина констебль Мэтли спросил Макглашана, удалось ли выжать из него какие-либо сведения.
— Нет, — хмыкнул Макглашан. — Он славный маленький человечек, но когда придет время, из него получится чертовски дрянной свидетель. — И затем добавил: — Прямо не пойму, как такой человек смог выжить в наши дни.
Эдвин не смыкал глаз всю ночь и днем очень обеспокоил своих коллег по работе. Он забыл слова песни «Апельсины и лимоны» прямо во время действия и никак не реагировал на подсказки мисс Олсоп. Кролик Зигфрид в этот день был на редкость мрачен, говорил монотонно и бессвязно. Со всех концов Англии мамы звонили в студию, жалуясь, что их дети не могли понять ни одного его слова.
Эдвин получил по чеку деньги и купил рубашку. Но не мог заставить себя даже приблизиться к зоопарку. Он вернулся в гостиницу и сидел в своем номере, уставясь в пространство. В половине седьмого к нему заглянул мимоходом Макглашан.
— Подбодритесь, — сказал инспектор.
Эдвин почти не реагировал на его слова.
Макглашан присел на кровать.
— Главное, не терять интереса к происходящему, — продолжал он. — Все время чем-нибудь занимайте себя, иначе свалитесь.
— К чему не терять интереса?
— К нашей работе. Вы — участник дела, понятно? Видели вечернюю газету?
Макглашан положил ее на колени Эдвину. Заголовки сообщали об аресте человека, убившего Гертруду О'Тул, известную также как миссис Сидни.
— Да, — сказал Макглашан, — мы взяли его сегодня утром. Простое дело. Очень рад, что взяли его сразу, а то публика уже начала дергаться. Столько нераскрытых убийств! Мы нашли у нее в сумке несколько его писем и взяли его прямо на рассвете, когда он спал на скамейке на набережной Виктории.
— Кто же он? — спросил Эдвин непроизвольно.
— Сутенер.
— Кто-кто?
Сам черт не разберет, с какой стороны начать искушение этого типа. Макглашан чувствовал себя так, будто имеет дело с дочкой священника.
— Человек, который живет на аморальные заработки женщины или нескольких женщин. — Макглашан пытался придать своим словам как можно более естественное звучание.
— Неужели это возможно? — голос Эдвина дрожал.
— Женщина зарабатывает деньги, вступая в связи с мужчинами, затем большую часть заработанного отдает своему дружку. Такие женщины — существа весьма необычного эмоционального склада. Они ведут неполноценное существование, и, может быть, эта неразумная щедрость — просто попытка создать иллюзию нормальной жизни, которой они лишены. Не берусь судить. Я ведь не психолог. Я вижу только изнанку жизни, узнаю ее проявления, а что там, по другую сторону, определить не в силах. И ничего не могу изменить.
— Но что он за человек… Этот мужчина, который принимал такие деньги?..
Лицо Эдвина похоже было на маску страдания — страдания, вызванного ужасом.
Макглашан старался как мог умерить тон своего голоса, звучавшего вроде бы даже устало:
— Всегда найдутся мужчины, почитающие за великий дар умение получать нечто из ничего — доходы без затрат. Точно так же всегда найдутся мужчины, считающие женщин ниже себя. У них безошибочный нюх на женщин, согласных подчиниться им и получающих извращенное удовольствие, когда ими помыкают и издеваются над ними.
Макглашан был умным, даже интересным человеком. Несомненная отвага сочеталась в нем с пытливым, нередко парадоксальным умом, чего никак нельзя было предположить, глядя на его энергичное, подвижное лицо. В этой жизни, признавал он, есть место людям всяким и разным, просто ему не хотелось высказывать столь банальную истину при каждом удобном случае.
Сейчас Макглашан сидел напротив Эдвина, будучи в щекотливейшем положении кадрового сержанта, обнаружившего, что какой-то никудышный новобранец абсолютно не приспособлен к жизни и своим присутствием в части приносит ей больше вреда, чем пользы. Он доверительно наклонился поближе к Эдвину:
— Я вижу, все эти факты глубоко потрясли вас, Эпплкот, но подобные явления существуют, и было бы наивно притворяться, будто это не так. Поймите, я рассказываю вам обо всем этом отнюдь не для того, чтобы подразнить вас или вывести из себя. Мне ясно теперь: вы, наверно, жили обособленной, замкнутой жизнью, иначе вас не потрясло бы все это. Вы сами бы поняли, что из себя представляла миссис Сидни. И даже, пожалуй, сменили бы квартиру. Но, видите ли, вас должны вызвать для дачи показаний…