Во время гастролей Вивьен ничего не стоило после позднего концерта с последующим фуршетом рано утром вылететь в другой город и успеть отдохнуть прямо в самолете.
Но эту первую ночь в доме Стивена она провела непривычно беспокойно, еле-еле встала около девяти утра и чувствовала себя крайне скверно. Дрожа от внутренней слабости и холода, Вивьен медленно потащилась в роскошную ванную, примыкавшую к спальне.
Она приготовила теплую воду и вытянулась, надеясь успокоиться, но в ее смятенном воображении неожиданно возникла виденная во сне картина – Стивен сажает ее на раковину и…
– Это хуже любого зелья!
Вивьен как ошпаренная выскочила из воды и встала под струю холодного душа. Вода, журча, смывала с ее тела мыльную пену вместе с недозволенными желаниями.
На одном из крючков на стене ванной комнаты висел халат. Вивьен закуталась в него, и ей стало уютно и тепло, как в мягком пушистом коконе. Она не сомневалась, что халат принадлежит Стивену, он надевал его совсем недавно, из ткани еще не выветрился характерный мужской запах.
Вивьен не относила себя к числу страстных женщин, хотя бы потому, что до сих пор сохранила девственность. Бывшая свидетельницей страданий матери из-за минутной влюбленности, Вивьен еще в ранней юности сделала вывод, что все эти увлечения только мешают радоваться жизни. Вероятнее всего, так вышло потому, что Вивьен не встретился мужчина, способный заставить ее потерять голову.
Но сейчас…
Стивен Фосс явно был сильной натурой во всем, в том числе и в любви. Судя по его словам и поведению, моральных запретов для него не существовало, и это удивляло Вивьен. В юности Стивен отличался высокой принципиальностью. Возможно, его изменило увечье.
Шрамы остались не только на лице, но и в душе.
Раньше Вивьен сочла бы его развратником, человеком, который использует женщин для собственного развлечения и бросает их без всякого сожаления или раскаяния.
Конечно, подумала Вивьен, женщины отчасти сами виноваты. Уступая соблазну вкрадчивых речей Стивена, мрачному огню его глаз, опытности его рук, они должны понимать, что в любовной схватке их ждет поражение.
Но как раз именно потому, что Стивен являлся воплощением неизведанной и темной стороны человеческой натуры, он был особенно притягателен.
Теперь Вивьен на собственном опыте убедилась, как трудно удержаться и не уступить неотразимому соблазну его откровенной сексуальности.
Стивен пребывал в ужасном настроении. Ночью он не сомкнул глаз, перед ним вставали восхитительные картины: то, что он хотел бы делать с Вивьен; то, что он просил бы ее делать с ним – словом, мечты о том, как они могли бы провести ночь. В конце концов он понял, что не уснет, и решил заняться работой.
В самые трудные минуты жизни Стивен мог отвлечься, погрузившись в работу. В больнице, куда он надолго попал после взрыва, в те нескончаемые дни, когда тело вопило от боли, он решал в уме сложные уравнения.
Если не добивался нужных результатов, Стивен подходил к изучению проблемы с другой стороны, проводя иногда недели и месяцы в поисках правильного пути. Работа никогда не раздражала его.
До того проклятого дня, когда Стивен получил от Леоноры Каммарано в подарок пластинку и сделал непоправимую ошибку, позволив Вивьен Крестон ворваться в его налаженную жизнь.
Стивен еще больше вышел из себя после двух телефонных звонков. Один был от Бенджамена Гартмана, другой – из военного ведомства. Всех интересовали сроки завершения работы.
Закончив первый разговор, Стивен понял, что сыт по горло примитивным пониманием его проблем. Чертовы вояки раскладывают все по полочкам, делят на черное и белое, требуют невозможного и попросту не понимают, что всему свое время.
– Мне некогда болтать! – в сердцах накинулся Стивен на генерала из военного ведомства, который подписывал чеки на расходы и имел полное право интересоваться, куда уходят деньги. – Я работаю!
Их беседа получилась короткой и не слишком приятной, но Стивену все-таки удалось утихомирить генерала. Повесив трубку, Стивен собрался было заняться работой, но не мог сдвинуться с места. Его взгляд был прикован к экрану, где на широкой постели Стивена в одиночестве спала Вивьен.
По тому, как она беспокойно вздрагивала, едва слышно постанывала, непроизвольно поглаживала себя руками в подобии любовной ласки, было видно, что не только Стивена терзает томление.
Но это, к сожалению, не облегчало его мук.
Вивьен страдает, ждет любви, а он, черт побери, должен сохранять разум холодным и расчетливым!
Через некоторое время экран опустел – Вивьен скрылась в ванной. Стивен терпеливо ждал и был вознагражден появлением Вивьен в его халате, явно великоватом для ее хрупкой фигурки.
В его воображении ярко вспыхнул новый чувственный образ – обнаженное тело Вивьен, спрятанное под мешковатым махровым облачением. Стивен, устанавливая камеры по всему дому, собирался поставить одну в ванную, однако в последний момент устыдился – даже для такого прожженного циника, как он, это было бы слишком. Но сейчас, любуясь нежной светлой кожей Вивьен, оттененной тканью халата, он раскаивался в своем донкихотстве.
Капельки влаги блестели на груди Вивьен как изысканные бриллиантовые украшения. Стивен застонал, охваченный яростным, рвущимся из глубины души желанием прикоснуться к Вивьен и слизнуть эти капли. Он потянулся к пульту, чтобы выключить экран, убрать с глаз долой соблазнительную картину.
Но нажать на кнопку не смог. Наваждение. Слово, которое он прежде относил только к своей работе, звучало в ушах Стивена подобно пению сирены, принесенному из туманной дымки моря и эхом отдающемуся по всему дому.
Стивен никогда не был склонен к самоанализу, свои аналитические способности он тратил на исследования. Но, даже не будучи гениальным аналитиком, он понимал, что позволил милой дочери его учителя вторгнуться в свою жизнь.
Вивьен нужно отослать обратно, к отцу! И чем скорее, тем лучше!
Приняв такое решение и считая неделикатным подглядывать, как Вивьен будет одеваться, Стивен неохотно выключил телевизор.
Но вместо того, чтобы заняться работой, он остался сидеть в кожаном кресле, рисуя в разгоряченном воображении такие невероятные эротические картины, по сравнению с которыми «Кама Сутра» могла бы показаться пресной и примитивной книжонкой.
…Они в душевой кабинке. Он придвинулся ближе, обхватив руками ее бедра. Его возбужденная плоть упирается прямо в живот Вивьен, их губы слились в долгом, неспешном, ленивом и нежном поцелуе. Стивен немного подогнул колени, и его член скользнул во влагалище Вивьен, пройдясь своим шелковистым кончиком между ее сочными дольками, деликатно раздвигая по пути нежные, припухшие стенки.
Она выгнулась, подставляя ему свое заждавшееся, уже разогревшееся и увлажненное капельками сексуальной росы лоно. Она жаждала освобождения и разрядки. Ее тело умоляло войти в него.
Пальцы Стивена мягко обхватили кромку набухших губ, не спеша прошлись по всей их длине, слегка сдавливая и растирая их, одновременно аккуратно расправляя и разделяя на две половинки.
Груди Вивьен напряглись и отяжелели, соски затвердели, реагируя на нарастающее возбуждение. Стивен наклонил голову и, обхватив губами один сосок, несколько раз втянул его в себя, одновременно слегка прикусывая зубами, будто пробовал на твердость. Затем занялся второй грудью, потом обвел языком поочередно оба соска и окружающие их коричневато-рубиновые ареолы.
С каждым движением его языка и губ в самом центре проснувшегося, истомленного и нетерпеливо ждущего извержения вулкана зарождалась и усиливалась боль неудовлетворенности, незавершенности и неполноты.
Вивьен прикусила губу, чтобы сдержать рвущийся наружу стон, и услышала сладкий, убаюкивающий голос:
– Не надо сдерживаться. Кричи и стони. Я хочу слышать, как ты изнываешь от страсти. Пусть весь мир слышит, как мы содрогаемся от любви.