— Живой, — сказал мальчик, сидящий на корточках под цветущей в стороне сиренью.
Только теперь Иван Афанасьевич понял, что лежал без сознания не меньше пяти минут, потому что неподалеку успела собраться небольшая кучка людей: тот самый мальчик, потом пожилая Вероника Михайловна из первого подъезда, плюс старший дома Петр Алексеевич и еще две незнакомых Ивану Афанасьевичу женщины.
— Живой, — повторил Петр Алексеевич, доставая из пачки сигарету и солидно чиркая зажигалкой.
— Надо же! — удивилась Вероника Михайловна, обращаясь к двум незнакомым женщинам. — Как мой Васька прям. Он у меня о два месяца тому так же с балкона ухнул, и хоть бы хны.
— По пьяни, небось? — вопросил невесть откуда взявшийся Геннадий — известный всему двору патлатый пьяница в вечной тельняшке.
— Чего? — вытаращилась на него Вероника Михайловна. — Мой Васька не пьет! Он как ты, что ли… Он у меня благородных кровей. Перс!
— Персы вымерли давно, — глубокомысленно изрек Геннадий сквозь нависающие над губами прокуренные усы. — Учи матчасть, старая.
— Сам ты вымер бы, дурак! — огрызнулась Вероника Михайловна и на всякий случай отошла от хмурого Геннадия подальше, отступила за спину Петра Алексеевича.
Между тем, Иван Афанасьевич кое — как поднялся, сменив лежачее положение на сидячее и принялся тревожно рассматривать сломанную руку и ощущать тошнотворный звон в голове.
— У тебя там не закрытый, а открытый перелом, — гоготнул Геннадий, добродушно созерцая незадачливого самоубийцу.
— Нет, — возразила одна из незнакомых женщин. — Закрытый. При открытом кость видно.
И строго добавила, чтобы исключить любые сомнения в своей компетентности:
— Я сестра.
— Чья? — подозрительно осведомился Геннадий.
— Медицинская, — недовольно буркнула сестра.
— Ну что тут у нас? — вопросило новое лицо, появляясь на сцене.
Это было лицо местного участкового — лейтенанта Лиходеенко.
— Лейтенант Лиходеенко, — подтвердил участковый, коротко отдавая честь собравшимся. — Участковый.
Геннадий со скучающим лицом, неуверенной походкой отошел под куст сирени и там сел рядом с мальчиком, унося с собой густой, тугой аромат сивушных масел, минуту назад заливавший сцену, а сейчас последовавший за ним, как мантия за королем, как развевающееся знамя за флагоносцем.
— Да вот, — сказал Петр Алексеевич, как старший дома принимая на себя дипломатические функции. — Упал человек с балкона, видите ли.
— М — м–м? — удивленно протянул лейтенант Лиходеенко.
— Как мой Васька прям, — добавила Вероника Михайловна.
— О — о–о! — неопределенно прозвучал участковый.
— Перс, — добавил из — под сирени Геннадий, которому в присутствии участкового лучше было бы помолчать и не будить лихо.
— А — а–а, — оглянулся на него милиционер Лиходеенко.
— Я не упал, — остановил Иван Афанасьевич поток дезинформации, пролившийся на участкового. — И не с балкона. Я — прыгнул. С крыши.
— У — у–у, — кивнул лейтенант Лиходеенко. — Куда?
— На землю, — удивленно поднял брови Иван Афанасьевич, убаюкивая ноющую руку, нервно сглатывая густую слюну тошноты.
— Ага… — неуверенно произнес участковый и кивнул. — Зачем?
— Хотел покончить с собой, — пояснил самоубийца — неудачник.
— Довели человека! — воскликнула вторая незнакомая женщина, стоящая рядом с медицинской сестрой. — Как обычно у нас: выборы прошли и — всё, никому ни до чего дела нет!
— Это не метод, — покачал головой Петр Алексеевич. — Так мы ничего не добьемся.
— От них вообще ничего не добьешься, — проворчала Вероника Михайловна и кивнула на участкового Лиходеенко, как единственного представителя их. — Вон, вчера еще масло семьдесят стоило, а сегодня уже семьдесят два!
— Да че там масло!.. — сокрушенно покачал головой алкоголик Геннадий.
— Им—то сыто живется, — провозгласил Петр Алексеевич. — Возле кормушки — то и сыто и тепло. Что им до нас!
— Ага, ага, — закивали двое новоприбывших — супруги Киреевы из тридцать четвертого дома. — Вы на эту рыжую сволочь только посмотрите, на Чубайса, какую ряху наел себе на наши денежки!
Иван Афанасьевич кое — как поднялся и скорбно двинулся к подъезду, бережно поддерживая больную руку в состоянии полу — невесомости.
— Шину надо наложить, — отвлекся от митинга Петр Алексеевич.
— Заявлять будете? — спросил участковый.
— Не надо ничего, — отмахнулся Иван Афанасьевич. — Я сейчас…