Лота вдруг голову запрокинула, вскрикнула что-то и в траву, как подкошенная. Бросился я к ней — не успел!..
Дернулась тут страшно земля, ушла из-под ног. Лечу я куда-то и вижу: треснуло небо, раскололось! Трещина на всю сферу — черная, как ночь, все шире, шире. В ней — точки яркие, ледяным огнем горят, так и впились а глаза.
Потом грохнулся я на спину — искры из глаз!
Лежу, гудит со всех сторон, словно лавина. А трещина — уже на весь мир. Дрогнули горы, холмы, леса — и вниз, на меня! Обдало меня холодом могильным: вот он, конец света! Мир падает!
Заорал я, сам себя не слыша, зажмурился — конец, конец, конец...
Отключилось у меня в мозгу что-то, выпал кусок из памяти... То ли минута, то ли час... Пришел в себя — тихо, в лицо прохладный ветерок бьет. Поднимаю голову... Великие боги, нет больше сферы!!! Совсем нет! Ничего над головой нет — одна громадная сияющая голубизна! А под этой голубизной — совершенно немыслимая, будто разглаженная исполинским катком, равнина — плоская, как стол! Весь мир — распрямился! Нет больше вогнутых равнин, ничего не нависает, все раскрыто, распахнуто куда-то в жуткую, неправдоподобную бесконечность. Куда ни глянь — плоскость, плоскость, плоскость... Только где-то далеко, в туманном мареве странного дня, в прозрачную синеву вонзались сиреневые горы.
Значит — свершилось, дошло до меня наконец, все-таки свершилось!!! Вот он каков, мир по ту сторону сферы!
Встал я на четвереньки — голова кругом, все плывет, качается, однако ж сообразил, что меня к самому каналу отбросило. Как же, думаю, здесь жить-то, ведь невозможное это дело! Разве что всем в землю зарыться, как кротам!
Слышу, кусты рядом зашуршали, чье-то лицо замаячило. Хоть и туман перед глазами, узнал: отец Тибор! Грязный, побитый, исцарапанный, но живой — глазами хлопает!
Собрался я с силенками, на ноги встал: Лота — вот о ком надо прежде думать! Некогда нюни распускать!
Шагнул вперед — раз, другой. Качает, к горлу дурнота подкатывается, но ничего, иду, не падаю. По плоскости иду, и ничего надо мной не висит, не давит, будто невесомый я. Ох, и странное чувство, скажу я вам!.. Но стало быть, жить можно, ведь не умер же, дышу, вот и остальные вроде шевелятся...
Оглядываюсь, Лоту ищу. Солдатня вперемешку с ватажниками в землю вжимается, кое-кто мычит с перепугу, из канала — вой. Лоты нигде не видать. Может, в канал ее забросило?..
Только двинул туда — полыхнуло что-то в небе, словно взрыв! Вспух над головой бело-желтый шар, засиял невиданно, ослепил! Рухнул я, как подкошенный, под кустик какой-то заполз, замер. Вмиг сообразил: атомный взрыв это, вот что!.. С детства наслышаны о войне этой самой — знаем!.. Значит — решился все-таки экзарх, на все пошел, будь он проклят...
Потом, чувствую, кто-то меня за плечо трясет. Дернулся я, как ужаленный, поднимаю голову — Лота! Сидит на корточках, лицо вверх, под этот чудовищный, испепеляющий свет — и смеется!
— Ну, что ты, глупышка!.. Это же просто солнце! Это же наше с тобой солнышко...
В мозгах моих что-то перевернулось со скрежетом сумасшедшим и лопнуло. Не помню, как на ногах очутился — слезы градом, коленки трясутся. Вокруг — черт-те знает какие цвета, все изменилось: трава, листья, камни, сама земля! Ветерок подул — теплый, ласковый, запахи какие-то одуряющие, в траве — зеленой!!! — живность степная надрывается. Вокруг солдаты зашевелились, кое-кто уже на карачки встал. Из канала народ недорасстрелянный потихоньку выползает — морды очумелые, к земле жмутся. И свет, целый океан света...
Потом прямо с неба свалилась какая-то громадная штуковина, вроде шара белоснежного. Шлепнулась рядом, в сотне шагов, лопнула, как зрелая тыква, люди оттуда посыпались — и к нам: орут, руками машут, чисто психи какие!
А впереди всех, широко раскинув руки, мчится невысокий крепыш с белобрысыми волосами. Екнуло тут у меня сердце: неужто он?! А что, у них и не такое возможно.
