— Я умираю, доктор?
— Вы проживете еще лет двадцать, — сказал врач. — Лучше бы вам умереть, но вы будете жить еще очень долго.
Рука упала.
— Записывайте, — сказал оператор. — «Поезд шел среди желтоватых полей. Был август. Колыхалась трава. Человек в габардиновом костюме, держась за поручень, стоял на подножке и глядел в синеватые отроги хребта: Богатырка и Солдырь. „Какая жара“, — сказал ему проводник. Человек кивнул. „Хлеба опять выгорят“, — сказал проводник. Человек кивнул. „Сойдете в Болезино?“ — спросил его проводник. „Нет, здесь“. — „Станция через две минуты“, — сказал проводник. „Мне не нужна станция“. — „Это как?“ — „А вот так!“ Человек легко спрыгнул с подножки в сухую, шелестящую мимо траву. „Куда?“ — крикнул проводник. Но человек уже поднялся и помахал вслед рукой. Трава доходила ему до колен, а густая небесная синь за его спиной стекала на верхушки гор».
— Записывайте, записывайте, — лихорадочно сказал оператор. — Его зовут… Алегзендер… не могу точно произнести…
— Он вам назвался? — быстро спросил я.
— Нет.
— Откуда же вы знаете?
— Знаю, — сказал оператор. — Директор говорил, что это очень важно…
Я оглянулся на врача. Тот пожал плечами. На лбу у оператора выступили крупные соленые капли. Это было безнадежно. Тем не менее Бьеклин напряженно крутил верньеры на портативном диктофоне, проверяя запись.
— Где сейчас директор? — поинтересовался он.
— Директор занят.
— Я спрашиваю: где сейчас директор?
— Директор вас не примет, — нехотя сказал врач. — Директор сейчас пишет докладную записку во Всемирную организацию здравоохранения: просит, чтобы, учитывая его прежние заслуги, ему выдавали бы бесплатно каждый день четыре ящика мороженого и две тысячи восемьсот шестьдесят один леденец. Именно так — две тысячи восемьсот шестьдесят один. Он все рассчитал, этого ему хватит.
Протяжный, леденящий кровь, зимний, голодный и жестокий волчий вой стремительно пронзил здание — ворвался в крохотную палату и заметался среди нас, будто в поисках жертвы.
— Это как раз директор. Наверное, ему отказали в просьбе… Заканчивайте допрос, господа, больше нет времени.
Тогда Бьеклин наклонился и прижал два расставленных углом пальца к мокрому лбу оператора.
— На каком языке говорил Нострадамус? — очень внятно спросил он.
— На голландском, — сказал оператор.
— Вы уверены? — изумился я.
— Я голландец, — сказал оператор. — Записывайте, записывайте: «Ангел Смерти…Си-нэл-ни-коф и Бе-ли-хат… Это пустыня: безжизненный песок, раскаленный воздух, белые отполированные ветрами кости… Войны не будет… Вскрывается королевский фланг, и перебрасываются обе ладьи… Двенадцать приговоров… Бе-ли-хат умер, Си-нэл-ни-коф покончил самоубийством… Черные выигрывают… Записывайте, записывайте!.. Войны не будет… Ангел Смерти: ладони мои полны горького праха… Схевенингенский вариант… Надо сделать еще один шаг… Один шаг… Один…»
Я слушал назойливый, штопором впивающийся голос оператора и глядел, как внизу, из железных ворот больницы, выворачивает грузовик, словно живая клумба, накрытый беженцами. На подножках его, на кабине и просто на бортах кузова, свесив ноги наружу, сидели люди в штатском, с винтовками наперевес. Началась эвакуация. Этой колонне предстояло пройти шестьсот километров по раскисшей осенней тундре. Шестьсот километров — более суток езды. Если их раньше не заметят с воздуха. Я посмотрел на часы. Я не мог терять целые сутки. Завтра меня ждали в «Храме Сатаны». Шварцвальд, Остербрюгге. Им пришлось согласиться с тем, что я имею право присутствовать в качестве наблюдателя. Точно так же, как им пришлось согласиться, что я имею право произвести допрос оператора совместно с Бьеклином. Катастрофа в Климон-Бей — это третья международная акция Нострадамуса. Ноппенштадт, Филадельфия и теперь Климон-Бей. Интересно, как ему удалось позвонить сюда, через океан, из сломанного телефона-автомата на углу Зеленной и Маканина. Ему надо было пройти городскую станцию, затем союзную станцию, потом международный контроль на МАТЭК, затем всю трансокеанскую линию и далее через Американский Континентал выйти на местного абонента. Машинный зал вообще не соединяется с городом, только через коммутатор. Правда, можно подключиться непосредственно со спутника, но тогда следует признать, что Нострадамус способен контролировать системы космической связи. У нас еще будут неприятности с этой гипотезой. Я подумал, что ко мне не зря приставили Бьеклина и не зря полковник из Центра ХЗ разрешил лететь при неясной обстановке. Видимо, они рассматривают ситуацию как предельно критическую. И не зря была организована утечка информации в прессу и не зря в последнее время усиленно дебатируется вопрос о пришельцах со звезд, скрываемых от мировой общественности.