— Видно, в этой стране привидения так обнаглели, что показываются людям даже днем, — негромко сказал великан.
— Стойте! — крикнул призрак висельника с одним уже отгнившим усом и одной пустой глазницей. — Здесь человеки! Ну-ка ты, длинный, иди сюда! Сыграем на совесть или на материнскую любовь?
— Нет, я не играю, — сказал великан скромно. — Не умею.
— Не умеешь — научим, — призрак разгладил единственный ус; видно было, что он здесь старший. — Не хочешь — заставим!
— Как это вы меня заставите? — улыбнулся юноша.
— А так. Расскажем о тебе кошмарным снам, а они в эту ночь будут всех жителей царства мучить и так тебя разрисуют… Человек тридцать сердечников из-за тебя помрут, сотня рехнется… временная потеря трудоспособности, вдовы, сироты! А виноват будешь ты!
— Подлецы! — сказал Афанасий. — Но мне надо посоветоваться!
— Советуйся, советуйся! Но не пытайся смыться!
— Всевидящий, — спросил великан, — ты сможешь мне помочь?
— Я никогда не действую, не призываю к действию и не помогаю действию.
— Ну, а сказать, у кого какие карты и что в колоде, можешь?
— Могу. Я вижу все, что на земной тверди. Но подсказать тебе смогу только один раз, это напоминает помощь действию.
— Действовать буду я сам, — и Афанасий вернулся к игрокам.
— На что будете играть? — спросил старый призрак с обломком копья между ребрами. Сам он не играл, он был болельщиком.
— Хочешь совесть, прекрасную совесть мудрого визиря? — кривлялся перед ним юный висельник с отрубленной рукой, — Или материнскую любовь юной и прекрасной дамы? Можем сыграть два раза. А ты поставь в заклад свой смех или свое мужество.
— Играй на материнскую любовь, — шепнула Настя. — Ее можно вернуть несчастной женщине. А кто однажды потерял совесть, обратно ее не возьмет!
— Вот что, мужики, — сказал Афанасий твердо — Играю на трех условиях. Первое — играю всего три раза, второе — играю на свой смех, третье — после игры скажите, как пройти к Бабе Яге.
— Это по-нашему, — отозвалась голова из-под мышки оборванного призрака с огромной шпагой. — Это по-благородному! Джентльмены, по рукам?
— По рукам! — завыли остальные.
Карты сдавал джентльмен со шпагой. Он поставил мешавшую ему голову на бочку, сказав вертевшемуся здесь же однорукому воришке: «Кыш отсюда», и быстро перетасовал карты.
— Джентльмены, только без жульничества!
Первую партию выиграл великан. Предводитель висельников передал ему материнскую любовь, завернутую в застиранную ситцевую, в мелких розовых цветочках тряпку. Любовь на ощупь была мягкая и теплая. Великан вспомнил родной дом, маму. Сердце его сжалось, сентиментальность охватила расслабляющей волной.
— Давайте на совесть! — закричал он. — Мой заклад тот же!
— Вот это по-нашему! — потер руки призрак-болельщик. Несмотря на то что он не играл, он переживал больше других.
Во второй раз сдавал великан… И проиграл. Дружный вой игравших и неигравших потряс окрестности.
— Ваш смех стал нашим смехом! — улыбнулся предводитель.
И Афанасий с этого момента перестал улыбаться. Однако остановиться он уже не мог.
— Ставлю свое мужество против совести визиря!
— Пойдет! — ответили ему призраки. — Бери колоду, сдавай карты сам. Мы по-честному!
Опять сдал великан. Но теперь он прижал легонечко Глаз, тихо лежавший за пазухой.
— У них бескозырка, — шепнул Глаз.
Выиграл великан. Призрак с одним усом и одним глазом передал ему мешок. Совесть оказалась тяжеленная.
— Неужели она одна столько весит?
— Много чего на совести у этого визиря, — объяснил главарь.
Рассказали привидения, как Бабу Ягу отыскать, где мать, потерявшую любовь, найти, где визирь без совести живет, завыли тоскливо и разлетелись. Только предводитель с одним усом и пустой глазницей, улетая, хохотал великановым смехом.