Командир с досадой впечатал по оструганным доскам.
— Задача!.. Это же только сумасшедший пойдет через Марьину пустошь: голое место, бывшая гарь, перестреляют, как куропаток. — Он пересилил себя и крикнул громовым басом: — Сапук! Спишь, Сапук, чертова коза, цыган ленивый!
— Никак нет, товарищ командир!
— Посмотри внимательно, Сапук, очень внимательно посмотри: может быть, узнаешь старого знакомого?
Молодой рослый боец ощупал Денисова быстрым и неприязненным подергиванием бровей.
— Никак нет, товарищ командир, не из этих. Роменковских полицаев я хорошо знаю. Нет, не попадался.
— Ладно, Сапук, бери его в хозяйственное, покорми немного, глаз с него не спускать! — Командир решительно оправил гимнастерку. — Боевая тревога! Поднять людей! Дежурное отделение ко мне!..
Через час тяжело груженный обоз, визжа несмазанными колесами, тронулся из соснового сквозняка вдоль распадка по направлению к болотам. Денисов шагал за телегой, груженной мешками с мукой. Его Мотало при каждом шаге. «Иди-иди, цыца немецкая!»— однообразно покрикивал Сапук, и скучная злоба звучала в его голосе. Разжиженный утренний туман стоял между красноватых стволов, трещали шишки, и далеко позади бухали редкие винтовочные выстрелы, накрываемые автоматной трескотней, — дежурное отделение, не вступая в открытый бой, тормозило продвижение немцев. Солнце уже начинало припекать. День обещал быть жарким. «Я не дойду, — подумал Денисов. — А если дойду, то Хильпе с пулеметами ждет нас на той стороне болота. Отвратительный низенький и толстый Хильпе, намокший от пота, исполнительный служака». Он знал, что сейчас Хильпе трясется в кабине переднего грузовика. Это был третий «прокол сути». В тридцать шестом году, читая о боях на подступах к Овьедо, он вдруг увидел красную колючую землю, черные камни и плоские, синие, безжизненные верхушки гор. Над всей Испанией безоблачное небо. «Прокол» не содержал позитивной информации. Просто картинка. Воспроизвести ее не удалось… Подтверждение он получил два года спустя, когда беседовал с летчиком, побывавшим у Овьедо, — тот подробно описал местность, узнавалось до мельчайших деталей. Интересно, что все «проколы» были с интервалом в шесть лет: тридцатый, тридцать шестой и сорок второй годы. Откуда такая периодичность? Или случайное совпадение? Она явно не связана с масштабом событий, — начала войны, например, он просто не почувствовал. Может быть, внеземной источник? Но это предположение заведет слишком далеко. Во всяком случае, ясно, что для «прокола сути» необходима предельная концентрация сознания. Этого можно достичь путем тренировки. Скажем, обычная медитация. Скажем, самогипноз. «Иисусова молитва», «экзерциции», «логос-медитация», «путь суфиев» и так далее.
Широкая пятерня взяла его за плечо, и Сапук все с той же скучной злобой в голосе сказал:
— Иди-иди, оглох? Комиссар зовет.
Комиссар лежал на белых мешках, укрытый ватниками, и при свете дня было видно, какое у него заострившееся лицо.
— Простудился некстати, — сказал он, выдыхая горячие хрипы. — Не время бы болеть… Сапук, оставь нас…
— Командир приказал охранять.
— Ты и охраняй — отойди метров на пять. — А когда Сапук передал вожжи: — Что скажете, Александр Иванович?
— Сейчас Хильпе подъезжает к Горелому, — вяло ответил Денисов. — Там он высадит гарнизон и положит его на Бубыринской гриве, развернув пулеметы в сторону болот.
— Помогите мне сесть…
Денисов передвинул тяжеленные мешки, и комиссар взгромоздился, откинувшись, глядя в золотое небо.
— Вот что, Денисов, — спустя долгую, наполненную шуршанием ломких игл секунду сказал он. — Неделю назад в Ромниках провалилась группа Ракиты — четыре человека, это подполье…
— Никогда в жизни не был в Ромниках, — ответил Денисов.
— Их арестовали всех одновременно в ночь на восемнадцатое. Может быть, предатель?.. Группа занималась железной дорогой, и теперь мы как слепые…
Денисов тряхнул вожжами.
— Вы же не верите мне, — устало сказал он.
Комиссар будто не слышал.
— Их содержат в гарнизонной тюрьме. Охрана состоит исключительно из немцев, наши люди не имеют доступа. А допрашивает Погель — усатая крыса… Вы, конечно, правы, Александр Иванович, я не могу приказывать вам…
— Ракита — ваша дочь?
— Да. Ракита — кличка.
— Но я же не могу включаться в любую минуту, — чувствуя подступающую ярость, сказал Денисов. — Вы думаете, это так просто: закрыл глаза и посмотрел?