Правда, я быстренько сообразил: не моего ума это дело, и чем скорее мы разойдемся, тем лучше. Тут, как на заказ, пуля над головой — вз-зык! — и в стену, крошка в лицо. Очухались, значит, те, у пролома. Ну, тут уж не до разговоров. Прыгнул я к Ялмару — он в сторонке «прилег», за кучей кирпича, рядом винтовка его знаменитая лежит. Ее-то я и прихватил — не пропадать же добру! — и ходу к бывшим складам.
Глянул через плечо: тройка за мной рысью чешет. Ладно, думаю, пусть в пакгаузах я от них в два счета отвяжусь — ну их к дьяволу!
Пальнули нам вдогонку раз-другой, затихли — наверное, остальные ватажники к водокачке вышли. Ну пусть поразмыслят!
Когда пошли склады, я скатился с насыпи — и в первую же щель. Места знакомые, троица мигом отстала. Но с ватагой шутки плохи, Комбинат как свои пять знают. С полчаса я петлял, как заяц, взмок весь, потом дал хорошего крюка и вышел к болотам со стороны сферозапада. Местность дикая, глухая, кругом заросли непролазные, топь, лучше не придумаешь.
Присел на кочку, дыхалку восстановил — вроде пронесло. Винтовочку ялмаровскую осмотрел — ох и вещь, ребята, всей ватаге на зависть! Ведь у большинства какое оружие?.. Дробовики, берданы, самопалы — в общем, бухалки допотопные, с этим делом у нас туго. А у Ялмара настоящий армейский семизарядный карабин, какими кругачи вооружены. Красота! И магазин полный, не успел он, значит, никого угробить перед смертью, да у меня с десяточек патронов заначено, так что жить можно.
Поднялся я, глянул последний раз на Комбинат — будь он семь раз проклят! — и двинул через заросли прямиком на сфероюг. Сейчас важно от ватаги оторваться, а там посмотрим!
Собственно, я уже давно решил, еще когда Дед умер: к столице двигать надо. В горах невмоготу стало: холода, голодуха, банды. Поселки вымерли, народ в долины подался, поближе к городам. Там все же полегче. Кругачи последнее время нашего брата не трогают: своих дел по горло. Черт те что творится: древневеры народ мутят, хилиасты уже открыто бунтуют; сект всяких новых — пропасть, я уж совсем запутался: кто, что, за кого, кому молятся?! Плюс ко всему отвёрги — эти вообще ребята крутые, на всех богов чихают. Народ шепчется: новый Крестовый идет! Впрочем, наше дело — сторона. Мы народ покладистый, богов почитаем, жертвы приносим, никуда не суемся, в кого скажут, в того и верим, — чего нас трогать!..
Иду я таким образом, размышляю, через колючки продираюсь, планы строю. В общем, развесил уши, ну и напоролся.
Откуда ни возьмись змееголов — и на меня! Здоровенный — с бревно, наверное, и пасть — как ворота. Шарахнулся я в заросли, пальнул оттуда с перепугу, вроде даже мимо. И, уже спустив курок, соображаю: мнимон это, будь он неладен! Ни к черту у меня нервишки стали, пугаюсь, как баба. Да и не сразу сообразишь: ведь совершенно непрозрачный, сволочь, как живой! Здесь, вблизи Зенита, мнимоны на кого хочешь страх наведут. Иной раз такое выскочит — хоть стой, хоть падай! И даже знаешь, что обман это, призрак бестелесный, а все равно жутко.
Глянул вверх — так и есть, небо уже желтое, в пузырях, ложносолнце на сфере кляксой черной набухло. Полдень, самая пора всякой призрачной нечисти. Народ-то здесь дремучий, страсть как мнимонов боятся, говорят — ведьмины выродки. Имечко у них еще, язык сломаешь: Интер Ференция! Чепуха, конечно. Дедуля у меня был образованный, все объяснил. Миражи это, сфера их плодит! Хотя, кто его знает, может, и не обошлось здесь без чертовщины? Ведь чего только в Зените не бывает! Вчера, среди ночи, вообще черт те что началось! Гул — на всю округу, будто лавина, и земля ходуном; еле успели наружу выскочить. На Комбинате последние строения порушились — настоящее землетрясение! А потом Ось вдруг вспыхнула и как пошла огненными пузырями сыпать — жуть одна. Хорошо, их в горы отнесло, на ледники, а то сгорели бы тут все за здорово живешь. Никогда такого не было, старожилы поговаривают: знамение, мол, это и должно быть накануне Второго свершения.
Вот такие здесь дела, в Зените. А уж мнимонов разных — не счесть! Каких только не встретишь: и под гадов, и под птиц, и под насекомых всяких… Даже под людей. Порой смотришь: человек человеком, даже морда знакомая, гнусная, так и чешутся руки шарахнуть из ствола, а ткнешь — пустой внутри. Призрак, стало быть. Вот, пожалуйста, как на заказ!..
Я как раз на полянку продрался, там посередине стоит дуб засохший. Травка бордовая под ним каким-то чудом сохранилась. И на этой травке — троица знакомая! Ну как живые! А мордатый, в петушиной шапчонке, мне этак ручкой: мол, давай, парень, не стесняйся.