Вот тут я мигом все вспомнил. Всесильные боги, значит, выкинуло меня или вытащил кто! А троице — капут! Сгорели ребята почем зря… Что-то с ними такое случилось там, в кабине, в последний момент — страшное…
Вцепился я в стенку, поднимаюсь кое-как: ничего, стою, и вроде все цело. Сразу несколько типов ко мне обернулись, дула в живот. Так, думаю, можно не рыпаться, тут обо мне позаботятся. Оглядываюсь тихонько. Винтовочки моей не видать: или в машине осталась, или прибрал кто. Жаль! Публика вокруг еще та! Кто в чем: пиджаки, куртки, мундиры… Непонятная братия, разношерстная. А вооружены неплохо, дробовиков да самопалов не видно — всё винтовочки, автоматы, а у одного на плече крупнокалиберный пулемет. Видать, этой хреновиной они нас и срубили. Тут мне наподдали пониже спины — двигай! Только за угол заворотили, смотрю — тройка моя стоит в полном составе, спинами к стене. С виду целы, в комбах этих своих, морды в саже, только белки светятся — чистые арапы! Ян подмигивает: не дрейфь, мол! Вот чертово семя!
И вот — хотите верьте, хотите нет, а на душе у меня вроде даже полегчало, словно груз свалился. Слава богам, живы! Хорошо ли, плохо ли — живы! Только что же такое с ними произошло там, в кабине, перед тем как грохнулись мы? Ведь точно помню: раздуло их, как мехи кожаные!
Хотел спросить потихоньку — куда там! Поворотили нас — и марш-марш вперед, через площадь аллюром.
Шибко погнали, будто гнался за ними кто, — не до расспросов! А я никак не соображу, с кем это нас судьба свела? Для ватажников уж больно вооружены, справно, да и какая ватага решится в геликоптер сфероносцев пулять?!
Главным у них был один бледный хиляк в кургузом пиджачке. Маленький, в чем только душа держится, а крикливый — жуть! Пистолетом все размахивал — нервный, видать. Орет что-то, надрывается, а я не слышу: уши у меня заложило…
Долго нас гнали по улочкам захламлённым, через пустые дворы, потом подвалами. Похоже на брошенный городок: в районе Больших руин их много. Если так, то отсюда до столицы — рукой подать. Хорошо же я в машине дрыханул, язви его в душу!
В конце концов загнали нас куда-то под землю: подвал не подвал, окон нет, а светло. Под низким бетонным потолком странные светильники, вроде стеклянных колб, на шнурах висят. Свет от них яркий, глаза режет. Помещение большое, и народу — не продохнуть. Разный народ, одет чисто, даже женщины есть; кругом столы, стулья, шкафы железные, пирамиды с оружием. Вдоль стен — здоровенные стеллажи с книгами.
Как увидел я это дело, сразу прозрел. Никакие это не ватажники, куда там! Отверги это, самые опасные типы под Семью сферами, — как говорится, черт им не брат!
Хиляк наш сразу куда-то в угол юркнул, там за столом сидел очкарик один, весь книгами обложен, только лысина сверкает. Главарь, что ли? Ну, все физиономии, натурально, на нас — глазеют, как на привидения. И то верно: вид у нас, прямо скажем, диковатый. Морды черные, в копоти, и чехлы эти блестящие. Они от огня, видно, усохли, обтягивают. Ну и сразу видно, кто есть кто: у Лоты фигура — дай боже! Покосился я на своих: хоть понимают, как мы влипли? Ни чёрта они, по-моему, не поняли, озираются с интересом, будто в гостях. А тут яснее ясного: попали мы в штаб-квартиру отвергов, и черта с два мы отсюда живыми выйдем! Народ отчаянный, никого не признает, не боится. А мы с голыми руками: поклажа тройки в геликоптере распроклятом сгорела, и винтовка моя — тю-тю!..
Гляжу, вылезает из-за стола очкарик этот лысый, к нам шлепает брюхом вперед — толстый как боров.
Плешь, сверкает, словно воском натёртая. Остановился возле нас, руки на животе сцепил, оглядывает. Молча. Глазки маленькие, цепкие. Долго глядел, все на троицу, — меня, видать, сразу раскусил.
— Кто такие? — восклицает наконец. — Откуда?
Голос тонкий, бабий. Открыл я рот было, да тут же и захлопнул: ну что тут скажешь! Моя личность вряд ли кого, заинтересует, а троица пусть сама выкручивается, мое дело маленькое. Тут не потемнишь, отверги — народ дотошный!
— А вы кто? — нахально рычит Бруно в ответ. — Какого дьявола вы в нас палили?.. Мы вас не трогали!
У лысого чуть очки не свалились, глазки выпучил, глядит как завороженный.
— Вы что, — говорит изумленно, — не поняли, кто мы?!