«Ну, как хотят! — подумал Стэн. — Бог с ними!..»
Он наклонился, кое-как поднял Радена на ноги.
— Пойдем-ка… — сказал, подсовывая плечо. — Чего здесь сидеть?!
С трудом потащил вверх по склону — старик висел на нем мешком, таращился через плечо назад, что-то пытался сказать…
Стэн сам не знал, зачем прихватил с собой Радена. Не хотелось оставлять его кругачам — ведь это значит: люстрации! Еще больше не хотелось уходить одному. Если старик оклемается, можно будет уйти к хилиастам, о которых он говорил. Сейчас самое время найти какую-нибудь нору поглубже, выждать, затаиться, пока все затихнет.
9. РАДЕН
Ночь застала их в лесу, в небольшой ложбине, куда Стэн свалился, споткнувшись о бурелом, да так и остался, не в силах шевельнуться. Было тихо, только где-то в чащобе, откуда тянуло болотной сыростью, утробно ухала ночная птица выпь. Пахло смолой, прелью, грибами. Раден лежал на влажном мху, вытянув руки вдоль тела; толстые щеки сильно отвисли, глаза полуприкрыты; дышал редко, со стоном.
Стэн уже сообразил, что все зря: старик не отлежится. Похоже, слишком много на него сегодня свалилось: разгром, труба, засада, Ян… Это при больном-то сердце! В общем, пора молитвы читать. Хотя не нужны ему молитвы — еретик ведь!
Где-то далеко сухо треснули винтовочные выстрелы, раскатились эхом на весь лес. «У канала!» — определил Стэн. Неужто их еще не взяли?! Ладно; не его это дело, с ней мордатый — пусть думает, ежели он такой умный. Удирать надо, а он какую-то возню с телом затеял. Может, они из какой-нибудь тайной секты, у них там, говорят, покойников вообще не хоронят: какие-то свои ритуалы…
Стэн поправил ночные очки, наклонился к старику: Раден беззвучно шевелил губами, уставя неподвижный взгляд в ночную сферу. Вздохнув, Стэн обхватил себя руками, съежился. Да, очки эти чудесные он все-таки сохранил. Выходит — на память! И еще — чехол этот. Так и протаскал весь день, не снимая. Между прочим, потому и жив до сих пор. Там, в геликоптере, в него попало, и в канале — дважды; да еще грохнулись в развалины эти — машина вдребезги, а им всем хоть бы что, даже не поранились! В общем, не простые это чехлы, с секретом. И от пуль предохраняют, и разбиться не дают… Кому скажешь — ни в жизнь не поверит! Как они тогда в кабине раздулись, — будто мячи резиновые! Это, значит, чтоб падать не больно. Мда… А вот Яну не повезло, прямо в висок, как на заказ, и комб не спас. Надо было ему соваться под пули, идиоту, старик вон все одно богам душу отдает. Смерть Яна его скорей всего и доконала, уж очень он прикипел к белобрысому после этих самых формул. Выходит, судьба у них такая, столько, значит, боги им отмерили…
— Стэн?! — вдруг отчетливо позвал Раден. — Ты где?
Старик незряче шарил перед собой руками, хватал воздух.
— Здесь я, здесь! — Стэн сжал старику ладонь, почувствовал — в руке что-то есть. Вроде маленькой книжки.
— Возьми! — прохрипел Раден. — Там расчеты… Формулы сферы… Отдашь им… Ты понял?
— Да, да! — ответил Стэн. — Я все понял. Ты лежи, лежи…
— Стэн, мальчик, — с натугой продолжал Раден, — слушай меня внимательно… Мы считали — сфера это навечно! Как проклятье, за грехи наши, Там, за сферой, была война. Давно… Атомные мины! Мы были обложены со всех сторон — минный пояс! Они взорвались одновременно… резонансная волна… Пространство выродилось, думали — навсегда!..
В горле у него захрипело, забулькало.
— Чепуха! — вдруг выдохнул громко. — Процесс обратим, слышишь?.. — Мы вернемся — обязательно!
Руки обессиленно упали на мох, широко открытые глаза уставились в пустоту ночи.
— Я, старый осел, не догадался, — продолжал совсем тихо. — А он — смог!.. Так просто: обратная связь… Мы никогда не порывали полностью, это — псевдоколлапс! Энергия проникает, сфера проницаема… Иначе — тепловая смерть, смерть…
Раден говорил все тише, Стэн еле улавливал, ничего не понимал: может, бредит?
— Держись их, Стэн, — вдруг услышал явственно, — они из тебя… человека сделают!.. Иначе — пропадешь!..
Старик всхрипнул, дернулся — затих. Стэн, выждав с минуту, наклонился: Раден больше не дышал.
Обхватив колени руками, Стэн долго сидел на поваленном стволе, глядя на заострившееся лицо старика, Как странно, думал он, всего-то полдня прошло, а кажется — родного потерял! Вот ведь сволочной закон! Почему вдруг прикипаешь сердцем неизвестно к кому?.. Ну кто он мне?.. Умный — да, спору нет, на деда моего чем-то похож, но ведь еретик! Мне бы от него подальше, отмучился — и ладно, примите, боги, душу его грешную и будьте милостивы! Так нет же: ведь теперь до смерти его не забуду! Как и Яна… Вот тоже — что мне до него? Не друг, не брат, вообще неизвестно кто и откуда! И может, для меня это как раз лучший выход; черт знает, как бы еще все повернулось, если бы он жив остался, они ж и впрямь психованные: как пить дать в город бы поперлись и меня бы с собой прихватили… Всё понимаю — а жалко. Не знаю, чем он меня взял — всего-то день вместе! — а вот засело у меня где-то внутри, что, может, это лучший из парней, кого я в жизни встречал. Это надо же: собой прикрыть! И не родного кого-нибудь — старика чужого! Что ни говори, а у нас здесь таких не сыскать… И как они сразу друг с другом сблизились — будто чувствовали, какая им судьба уготована! Одержимые они — вот что! Вот что в них общее, и у Радена, и у тройки!