Стэн потряс головой — почему зря?! Ведь кругачи же! Чего всем-то погибать!..
— Ладно! — подал голос Бруно. — Чего уж там…
Он подхватил Лоту, усадил на пригорок. Сел рядом.
— Передохнем малость…
Вообще-то, конечно, зря, подумал Стэн. Останься он, может, и нога у Лоты была бы цела.
Лота сидела сгорбившись, спрятав лицо в ладони, чуть раскачивалась туловищем — взад-вперед. «Плачет!» — понял Стэн. Что ж, пусть, авось полегчает. Кто знает, может, Ян для нее был самым родным человеком — может, любила его? Что он о них знает? По сути — ничего, ведь до сих пор темнят, скрывают, хотя чего там скрывать, все равно дело их не выгорело.
— Стэн, — вдруг негромко позвал Бруно. — Давай-ка сюда!
Стэн приблизился. Лота отняла ладони — громадные глаза были сухи. Отвердевшее осунувшееся лицо будто враз постарело. Стэн невольно поджался — такой он ее еще не видел. Перед ним сидела не потерявшая голову от горя девица, а собранный, готовый на все человек, который твердо знает, что и как…
— Вот что, парень, — сказал Бруно, выковыривая прутиком пепел из трубки, — давай-ка начистоту!.. Положение тебе известно… Яна с нами больше нет, у Лоты — нога… В общем, хреновое положение. А дело делать надо! Соображаешь?
Стэн облизнул пересохшие губы: неужели им мало?..
А Бруно неторопливо раскурил трубку и негромко, будто для себя, заговорил о том, что есть на свете дела, которые, хоть умри, а сделай, и вот у них как раз такое дело, к тому же не все так безнадежно, как он, Стэн, наверное, себе представляет: умелого человека ничто не остановит. Короче, есть тут у них одна мыслишка — на крайний случай приберегали! — в два счета можно в столице оказаться, доставят, как говорится, с музыкой, вопрос только в том, что с ним, Стэном, делать, ведь, если честно, проводник им не больно-то был нужен, просто жалко его стало — парнишка-то он неплохой, о засаде предупредил и вообще, — вот и взяли с собой, чтоб не пропал. Ну, а теперь, когда нет с ними Яна и Лота покалечилась, он, Стэн, очень даже может пригодиться, так что пусть он сам и решает: или дальше с ними, или — вольному воля, удерживать его они не станут, опасное дело затеяли… Правда, и здесь скоро жарко станет: кругачи весь лес обложили, не прорваться одному, они сами-то еле-еле вырвались, вон Лота чуть ногу не угробила, черт знает сколько времени потеряли, пока по лесу петляли, чтоб не навести солдат на них с Раденом, а он, бедолага, и помер, и теперь уж, как говорится, даже боги бессильны… Вот Лота и убивается, клянет себя, потому что всего-то и делов было: сунуть старику пилюльку от сердца, и был бы он сейчас жив-здоров, а вот прошляпили: сначала с Яном возились, не заметили, как он, Стэн, Радена уволок, а потом — кругачи, ну и понеслось…
Бруно еще что-то говорил, но Стэн уже не слушал. Так вот в чем дело, вот почему Лота на него так смотрела!!! Выходит, он сам, на собственном горбу, Радена на смерть уволок! Стиснув зубы, Стэн затряс головой: тупица, болван, пень безмозглый — сунулся, просили его! Ведь угробил старика, как есть угробил!
— Кончай башкой трясти! — бросил Бруно. — Решать надо, парень: с нами или как?..
Стэн вскочил на ноги, закусил губу. А его, значит, пожалели, прихватили с собой, как приблудную собачонку. Он-то, придурок, черт те что вообразил, а они — из жалости!..
Он поднял голову, сразу наткнулся на взгляд Лоты: строгий, будто оценивающий. Что-то еще там было — такое, от чего у Стэна бешено стукнуло в груди, перехватило дыхание.
— Да! — глухо сказал он. — С вами!..
Заметил, как сразу потеплели глаза Лоты, смягчились черты лица, и Стэн почувствовал восторженный холодок: вместе!.. Что бы ни случилось — вместе! Он нужен ей…
— Ну, ладно, — сказал Бруно, пряча трубку в нагрудный карман. — Тогда — готовься!.. Сейчас кругачи здесь будут.
Стэн стиснул винтовку, прислушался. Где-то недалеко отрывисто и зло лаяли собаки.
— А потом? — вырвалось у него. — Что потом?
— Потом? — переспросил Бруно, поднимаясь, — А потом — мы сдадимся! Если они нас того… не шлепнут сдуру!.. Ясно?..
10. БРУНО
Вот уж не думал, что цел останусь!.. Очухался в каком-то фургоне трясучем. Лежу пластом, морда на грязных досках, а перед носом — сапожищи солдатские. Дух от них — не передать! Видимо, от этой вони я и очнулся. Между сапог приклады винтовочные приплясывают, мотор надрывается — везут нас куда-то!..
Чувствую — не шевельнуться, спеленали по рукам-ногам, как колоду. Голова трещит, во рту горечь соленая, губ не разлепить. В общем, чисто разделали, чертово семя…