— И еще… — продолжал экзарх. — Я напомню вам о тех ядерных реакторах, которые действовали в стране накануне Свершения. Они работают до сих пор! Мы накопили тонны плутония. Прикиньте-ка, сколько бомб можно сделать?! Предупреждаю: мы пойдем на все!..
Лота покачала головой.
— Семь миллиардов, — раздельно произнесла она. — Семь миллиардов свободных людей!.. Какие бомбы, какие танки — опомнитесь! Сейчас не время для детских игр! Займитесь срочными делами… Иначе я всерьез поверю, что вы нездоровы.
Экзарх качнулся вперед, лицо его побледнело.
— Так вы отказываетесь выключить установку? — стеклянным голосом произнес он.
«Вот оно», — пронзило Стэна. Он невольно встал с кресла и теперь стоял, сжимая кулаки. Он чувствовал, что сейчас произойдет. Это повисло в душном, жарком воздухе кабинета, это застыло в побелевших немигающих глазах экзарха, плотно сжатых тонких губах — неотвратимое, как страшный сон. «Боги, — взмолился Стэн, — если вы есть — сделайте что-нибудь!!!»
— Отказываюсь! — спокойно сказала Лота. — Впрочем, это уже невозможно…
Экзарх медленно поднялся во весь рост, лицо его неузнаваемо изменилось. Стэн с ужасом увидел, как буквально на глазах сползла с него маска терпения и доброжелательства. Теперь перед ними стоял он, владыка Семисферья, каждое слово, каждый жест которого — закон!
— Дрянь!.. — процедил он, раздувая ноздри. — В героини захотела?.. Не выйдет!!! Я отдам тебя солдатам… толпе! Народ сам накажет осквернителей Храма и веры!..
Не помня себя, Стэн рванулся вперед: «Нет! Только не это!!!» Лота удержала его за руку, на бледном лице вдруг сверкнули белоснежные зубы: она смеялась!
— Вы просто больны! — бросила звонко. — Ваше место в клинике для душевнобольных!..
Сквозь влажную пелену в глазах Стэн видел, как экзарх, стиснув зубы, шарил вслепую по столу. Со стуком распахнулись двери, кабинет наполнился людьми в форме.
— Не сме-еть!!! — закричал Стэн, прыгая им навстречу.
13. СТЭН
Дальше — туго помню. Врезали мне чем-то по черепу, все поплыло. Вроде куда-то тащили, куда-то везли…
Врубаюсь — степь травянистая ровной чащей; над головой — лесистые холмы; сзади — канал, весь чертовым кустом оброс. Тот самый канал, где мы вчера на засаду напоролись.
Невдалеке — грузовик крытый, храмовники рядом разминаются, дым в небо пускают. А дело уже вроде к вечеру, хотя и светло еще. И на какой черт, думаю, они меня сюда притащили? Не велика птица, могли бы там же, на месте…
Тут еще два грузовика крытых подъехали. Брезент откинулся, солдаты вниз попрыгали. Потом народ повалил разный.
Присмотрелся — себе не поверил! Вот те на: знакомые все лица! Джуро, Аско Кривой, Пузырь, Шакал с братьями, Ялмар… В общем, вся банда во главе с вожаком, все бывшие покойнички!.. А я-то их уже похоронил давно!.. Выходит, никого тройка не убивала, просто нейтрализировала, чтоб под ногами не путались, — и дальше, своей дорогой!
Вслед за ватажниками, смотрю, монахи-древневеры полезли, из горной обители, а когда я среди них отца Тибора разглядел, даже не удивился: значит, воскресила его тройка, они и не такое могут! Дальше — отверги появились, грязные, как черти, даже их хиляк-командир уцелел — аж весь синий от побоев. Одним словом, все, кто хоть как-то с тройкой дело имел, — здесь.
Так вот зачем нас к каналу притащили — чтоб, значит, концы в воду! И хотя я давно уж готов был к этому, все равно мороз по коже: неужто решатся, ведь столько народу!
Кругачи согнали всех в кучу — торопятся, нервничают, затворами щелкают. Вдруг вижу, народ расступился, и выходит из толпы она, Лота, целая, невредимая, походка царственная, будто плывет по траве, — и ко мне! Солдаты ее не задержали, вроде даже отпрянули — как от ведьмы.
Вскочил я ей навстречу, не устоял — бухнулся на колени, совсем ноги не держат. Наклонилась она, в лицо заглядывает.
— Стэн, мальчик, — шепчет, — как же тебя так?!
Видать, красиво меня разукрасили. Кругачи поодаль стоят, на нас искоса поглядывают, курят. А я ничего видеть не хочу, кроме лица ее родного, — и ведь ни тени страха в нем!
Руку мне на голову положила, шепчет:
— Потерпи, милый!.. Сейчас легче будет…
И такая нежность в голосе, что горло у меня намертво перехватило: хочу сказать что-нибудь напоследок — слова не вымолвить! А она все гладит по голове и смотрит, а в глазах блеск странный, завораживающий… И снова, как тогда в лесу, после Станции, боль куда-то ушла, силенка вдруг появилась, в мозгу мысли зашевелились. Ясно мне стало, что это ее сила в меня вливается — последнее отдает! Извернулся, прижался губами к ладони ее, мычу что-то…