Только двинул туда — полыхнуло что-то сверху, словно взрыв! Гляжу, сияет над головой бело-желтый шар — страшный, косматый! Рухнул я, под кустик какой-то заполз, замер. Вмиг сообразил: атомный взрыв это, вот что!.. С детства наслышаны о войне этой самой — знаем!.. Значит, решился все-таки экзарх, на все пошел, будь он проклят!!!
Спрятал лицо в ладони, жду: сейчас ударит! В мозгу одно вертится: жаль, не успел!.. Чего не успел — сам не знаю!
Потом, чувствую, кто-то меня за плечо трясет. Дернулся я, поднимаю голову — Лота! Сидит на корточках, лицо вверх, под этот чудовищный, испепеляющий свет, — и смеется!
— Ну, что ты, глупышка!.. Это же просто солнце проглянуло! Это же наше с тобой солнце…
Что-то у меня в мозгах перевернулось со скрежетом сумасшедшим и лопнуло. Не помню, как на ногах очутился, — слезы градом, коленки трясутся. Вокруг — черт знает какие цвета, все изменилось: трава, листья, камни, сама земля! Ветер подул — теплый, ласковый, запахи какие-то одуряющие, в траве — зеленой!!! — живность степная надрывается. Вокруг солдаты зашевелились, кое-кто уже на четвереньки встал. Из канала народ недорасстрелянный потихоньку выползает — морды очумелые, к земле жмутся. И свет, целый океан света…
Потом прямо с неба свалилась какая-то громадная штуковина, вроде шара белоснежного. Шлепнулась рядом, в сотне шагов, лопнула, как зрелая тыква, люди оттуда посыпались — много. И к нам: орут, руками машут — чисто психи.
А среди них, широко раскинув руки, бежит вприпрыжку невысокий крепыш с белобрысыми волосами. Екнуло у меня тут сердце: неужто Ян?! А что, у них все возможно!..
Святослав Логинов
На вопрос, почему я пишу именно фантастику, вероятно, можно дать много ответов. Можно рассмотреть вопрос с разных сторон, доказать нужность и важность фантастики, а заодно и покрасоваться перед читателем. И все ответы будут правдой. Но все-таки самое главное в том, что фантастика — это очень интересно. Было время, когда я, еще мальчишка, не читал ничего, кроме фантастики. И это ничуть не помешало мне впоследствии понять и полюбить классическую литературу, любовь к которой мне безуспешно пытались привить в школе. Каждому возрасту свои книги.
Для того чтобы художественное произведение могло воспитывать, обучать, предупреждать или звать куда-то, его должны прочитать. А до сих пор еще никто не видел человека, выбирающего книги по принципу «что поскучнее». Автор, если эго не конъюнктурщик, мечтающий лишь о гонораре, должен об этом помнить.
Не знаю, как другие, а я физически не могу писать произведение, которое мне самому было бы неинтересно читать. Именно поэтому я начал писать фантастику, долгое время работал только в области фантастики и лишь относительно недавно освоил жанр научно-художественного очерка, начал писать историческую прозу и пробовать себя в труднейшем из жанров — сказке. Но всегда и всюду берусь только за такие темы, которые кажутся мне интересными.
Если хочешь создать что-то действительно значительное, то иначе просто нельзя.
Святослав Логинов
Ганс-крысолов
Господь, спаси мое дитя!
Всюду жили чудеса. Они прятались под метелками отцветшей травы, в позеленевших от жары лужах, среди надутых белых облаков, украшавших небо. Чудеса были любопытны, они тянулись к Гансу, старались дотронуться, согнувшись в три погибели выглядывали из-под кустов. Ганс не обижался, он и сам был любопытен. Если смотрят — значит, так им лучше, не надо мешать. Вот и сейчас Ганс знал, что кто-то притаился за ветками, не решаясь выйти. Ничего, в свой срок покажется и он.
Ганс развязал котомку, достал ржаной сухарь и начал громко грызть. Оставшиеся крошки собрал на ладонь, широко раскрыл ее, показывая всем, и тихонько посвистел. С ближайшего дерева слетела пара пичуг — незнакомых, их Ганс видел первый раз. Усевшись на краю ладони, птички принялись быстро клевать. От частых осторожных уколов больно и сладко зудела кожа.
— А теперь что надо сделать? — спросил Ганс.
Пичуги вспорхнули, но через минуту вернулись снова, уронив на ладонь по тяжелой перезревшей земляничине. Слизнув ягоды, Ганс поднял к губам дудочку и взял тонкую ноту, пытаясь повторить утреннюю песню синицы. Но замер, не услышав даже, а просто поняв, что тот, кто возился за кустами, дождался своего часа и вышел. Ганс медленно поднял взгляд. Перед ним стояла босоногая девочка лет семи, в замаранном и во многих местах заштопанном платьице. Девочка держала за руку мальчугана четырех лет. Сразу было видно, что это брат и сестра. Мальчуган стоял, вцепившись в руку защитницы, и сопел, настороженно разглядывая Ганса. Руки и щеки детей были густо измазаны зеленью, землей и земляничным соком. Ганс улыбнулся.