Я все смотрел на тараканов, как они нарезают круги на ковре.
Тито подошел к окну.
— Поговори с нами, как ты разговариваешь с другими мужчинами, — сказал он. — Поговори с нами точно так же, как ты разговариваешь с другими мужчинами.
— О, — сказала она, — я с другими не особенно болтаю. Я слушаю музыку, я люблю слушать музыку.
И она показала на кассетный магнитофон:
— Вот сейчас играет танго, — сказала она. — Некоторые люди не отличают танго от фламенко, но я отличаю. Меня научили.
После этого она позвала меня:
— О’кей, Поль, вставай за мной сзади, но не хватай меня, как твой брат. Сейчас слишком жарко для этого.
Я оторвал взгляд от тараканов и встал за ней. Я не касался ее, а только сказал:
— Я думал, что он будет гораздо зеленее.
И показал на свой член. Она мельком на него взглянула.
— Да, он лишь слегка зеленоватый. Ярче трудно ожидать. Он, естественно, не зеленый, то есть не густо-зеленый. Такого не бывает. Мне лично зеленый цвет нравится. Когда мужики не могут выбрать, я всегда советую зеленый или розовый.
Затем, не оборачиваясь, она схватила мой член и сунула себе между ног.
— Поль прав, — сказал Тито, — тараканы здесь кишмя кишат.
— Да не обращайте внимания, — сказала она. — Я сегодня вечером попрошу, чтобы завтра пришли и побрызгали. Ну давай, двигай телом!
Я дернулся один разок, а потом замер.
Тито принялся считать тараканов. Как он потом говорил, он насчитал их штук восемнадцать, но всех пересчитать было трудно, потому что они слишком быстро бегают.
— Ты тоже пострел, — сказала она. — Как и твой брат.
— Да, — сказал я, — я тоже пострел.
Я оторвался от нее и встал возле окна. Рядом с Тито.
Мы смотрели на тараканов. Мы их не боялись, в жизни нам пришлось повидать немало тараканов. У себя в спальне мы храним деньги в конверте, пришитом под ковром. Каждый раз, когда мы прячем деньги и пересчитываем их, мы замечаем, сколько у нас под ковром тараканов. Там и дохлых хватает. Наш шеф нам говорит: «Откройте наконец счет в банке. А то стащат ваши деньги!» Но это слишком опасно. Да и кто согласится открыть нам счет?
Хорватка сидела на стуле. Голая. Все мы трое были совершенно голые. Только она была в туфлях, на Поле была зеленая резинка, а на Тито — черная. Она открыла свою сумку, порылась в ней и достала оттуда ватную палочку и принялась прочищать уши.
— Я всегда так делаю после того, как все закончится, — сказала она, — я прочищаю себе уши. Не то я забуду. Когда я вечером прихожу домой, я уже никакая и об этом не думаю. Но уши я прочищаю каждый день, и поэтому грязи в них почти никакой. Вот, смотрите!
И она покрутила в воздухе ватной палочкой.
— Подойдите сюда, — сказала она, — сейчас сами увидите.
Мы приблизились. Она сунула ватную палочку нам под нос.
— Да, — сказал Тито, — грязи почти нет.
— Вот именно, — радостно подтвердила она, — уши у меня безупречные. Вот у некоторых в ушах грязь. Но я такого не допускаю.
Она отшвырнула ватную палочку в сторону. Схватила сумку и достала из нее резиновый мячик.
— Смотрите, — сказала она. — У меня четыре новых.
Она настаивала, чтобы мы их получше рассмотрели. Мы сказали, что они нам очень нравятся.
— У нас есть еще десять минут, — сказала она, — еще успеем посражаться.
Мы стали возле одной стены, а она — у противоположной.
— Нам еще не пора одеваться? — спросил я.
— Мне и так жарко, — сказала она. — Я рада, что хоть немного остыла. Но вы все же стягивайте презервативы. А то, что это за вид?
— Нет, — сказал Тито. — Мы хотим побыть в них подольше.
Она пожала плечами.
Мы стали перебрасывать мячи. Она сказала, что, по правилам, мяч должен не больше одного раза отскочить от пола.
Мы забыли про тараканов, забыли о жаре, о том, как мы выглядим, забыли о брюзжащем кондиционере, мы были заняты перебрасыванием мячей. До тех пор пока она не сказала: «Хватит!»
Она оделась буквально в считаные секунды.
Мы тоже оделись.
Перед зеркалом она причесывала волосы.
— Кристина, — начал Тито, — сегодня День святого Антония. Если ты не против, мы можем загадать желание.
Она перестала причесываться.
— Я даже не знаю, — сказала она. — Мне нечего пожелать.
— Ну какое-нибудь желание у тебя все-таки есть? — сказал Поль. — Какое-нибудь, совсем маленькое? Его нужно записать. Никто не узнает. Записки с желаниями поджигаются.
Она посмотрела на нас.
— Ну ладно, давайте, — согласилась она. — Если это не долго, а то у меня нет времени на всякую ерунду.