Кровь была красная.
После выстрела у Феликса шумело в ушах. «Да, — подумал он и помотал головой, что избавиться он назойливого шороха в самой глубине барабанных перепонок. — Акустика здесь ничего». Шорох не исчезал. Феликс ковырнул пальцем в ухе и только тогда сообразил, что это шуршит дождь за окном.
Он постоял еще немного над трупом, пытаясь собраться с мыслями, а потом бросил огнестрел, повернулся и ушел.
Перед самым порталом он чуть не споткнулся: ему показалось, что хрустальные глаза алтарного дракона обожгли ему спину — но оборачиваться он не стал. Он помедлил секунду, поднял воротник, ссутулился и вышел в дождь.
9
Если бы не ботинки, Феликс ушел бы сразу. Но чапать по грязи, да под дождем, да еще и в кромешной тьме… Словом, он решил переждать.
Развиднелось к рассвету. Серое, точно застиранная простыня, небо начало наливаться бледной голубизной, подкрашенной с востока пастельно-розовой акварелью. Излохмаченные, как старые мочалки, грозовые тучи безвольно поплыли вдаль, гонимые порывами прохладного ветра. Воздух слегка искрил после грозы. Пахло землей и травами.
«Неужели я проторчал здесь всю ночь?» — поразился Феликс, глубоко вдыхая напоенный утренней свежестью воздух. Здесь — это под заляпанной краской и известью колченогой опалубкой, что подпирала стену Храма по правую руку от входного портала. Опалубка была сколочена вкривь и вкось, и если бы не забытая кем-то ветошь, укрытие от дождя из нее получилось бы плохонькое. Да и с ветошью над головой Феликсу пришлось несладко: всю ночь ветер швырял ему в лицо косые струи ливня, и Феликс основательно продрог. У него озябли руки, и он не помнил, когда натянул перчатки — или снимал он их вообще после того, как взял в руки меч…
Так или иначе, но теперь ладони вспотели, и Феликс с остервенением стянул перчатки. От них несло пороховой гарью, и он засунул их поглубже в карман. Только теперь он вспомнил, что оставил футляр с эстоком и дагой в Храме. «Значит, перчатки я не снимал, — подумал он. — Странно, что у меня замерзли пальцы. Этой ночью не могло быть настолько холодно. Ведь лето все-таки!»
Но лишь когда первые лучи восходящего солнца нежно огладили его лицо, Феликс смог понять, насколько холодно было этой ночью! Он весь закоченел; прикосновение солнечного тепла было для него подобно раскаленному металлу; кожа на лице, натянутая на скулах туго, как барабан, звенела и зудела, обретая ту мягкость и податливость, что и подобает иметь живой коже, а не заиндевелому пергаменту, каким она стала за эту ночь. Позвоночник Феликса превратился в сосульку, и теперь она принялась таять, истекая жарким потом между лопаток, и Феликс расстегнул пиджак. Рубашка под мышками промокла насквозь, но Феликс никак не мог унять стучащие зубы. Машинально он опустил глаза, ожидая увидеть схваченные ледком лужи среди отвалов грязи и побитую ночным морозцем траву, но ничего это там не было. Лужи, мутные из-за всклокоченной ливнем грязи, тускло отражали свет солнца, а чахлая, изжелта-зеленая травка отважно пробивалась сквозь глинистую почву и жадно тянулась к солнцу.
«Похоже, что этой ночью холодно было только мне, — подумал Феликс. — Заболел я, что ли?» Он провел ладонью по лбу. Лоб был сухой и прохладный. «Это нервное, — подумал он. — Я почему-то решил, что замерзаю. И я даже знаю, почему…»
Храм дышал ему в спину лютой стужей. Затылком Феликс ощущал, как каменная громада за его спиной излучает мороз. Он боялся оборачиваться. Боялся увидеть готические кружева, оплетенные инеем; стрельчатые арки, забитые снегом; пестрые витражи, покрытые толщей льда. Он просто боялся оборачиваться.
Он не обернулся даже тогда, когда открылся портал.
Загудели массивные петли, со скрежетом стронулись с места огромные створки, по взмокшей спине неприятно протянуло сквозняком… Но Феликс упрямо смотрел вперед. Там восходило солнце.
— Вот дурак-то, — сказал Нестор. — Такую вещь испортил.
В правой руке он держал ворох скомканных парчовых одежд, обильно пропитанных кровью, а указательным пальцем левой — исследовал дырку в пикейном жилете, придерживая локтем футляр с мечом.
— Не мог в голову стрелять? — плаксиво спросил Нестор. — Где я теперь такую ткань достану!
Феликс скосил глаза на испорченный жилет и промолчал. Ткань действительно была знатная: плотная, глянцевитая, с рельефным орнаментом. Пуля пробила жилетку Нестора на груди и на спине, оставив после себя две рваных дырки, откуда торчали обрывки подкладки. Вокруг пятен стремительно подсыхали обширные пятна крови.
— Нет, это теперь только выбросить, — грустно констатировал Нестор. — Ну куда это годится? Ладно рясу, этого добра у меня навалом, а жилетку — жалко…
— Хватит, — резко сказал Феликс. — Прекрати.
— Можно и прекратить, — покладисто согласился Нестор. Он наклонил голову вперед и заглянул Феликсу в глаза. — А поторжествовать можно?
— Валяй, — криво усмехнулся Феликс.
Нестор со счастливой улыбкой ребенка выпрямился, бросил на землю изгвазданный кровью священнический костюм, бережно опустил футляр и завопил во все горло:
— Я вернулся!!!
Он сорвал с себя жилет и завертел им над головой.
— Я вернулся!!! — проорал он прямо в небо.
— А потише нельзя? — поморщился Феликс.
— Потише — нельзя! — объяснил Нестор все с той же улыбкой. — Знал бы ты, дружище, что такое пару тысяч лет небытия… Эх, да что тебе объяснять! — махнул рукой он. — Все равно не поймешь!
— Не пойму, — кивнул Феликс. — Просто обидно, наверно, сразу после возвращения загреметь в дурдом…
— Это ты верно подметил, — сразу притих Нестор. — Торопиться мне пока ни к чему. Возвращение мое — всего лишь репетиция, а премьера у нас с тобой впереди. Кстати, скоро месса…
— Нет, — сказал Феликс. — Это без меня. Подыщи себе другого палача.
— Как это другого?! — не на шутку обиделся Нестор.
— Другого. Тебе что, твоей паствы мало? Подберешь фанатика поглупее, скажешь — Дракон повелел, он тебя и зарубит…
— Да ну их к черту, — отмахнулся Нестор. — Слизняки. У них духу не хватит меня зарубить… Феликс, ну чего ты в самом деле? Из-за проигрыша так расстроился? Зря, дело житейское! Подумаешь, проиграл! Дьяволу, к твоему сведению, проигрывать не зазорно. На то он и дьявол. В смысле — на то я и дьявол! — поправился он.
— А с чего ты взял, что я проиграл? — спокойно осведомился Феликс.
Нестор уронил челюсть и дурашливо выкатил глаза.
— А что, нет? — шепотом спросил он.
— Мир без дьявола, — вслух подумал Феликс, — был бы слишком отвратительным местом. Мир без дьявола — это мир без врага. А мир без врага — это мир без борьбы. Это уже не мир. Это болото… Не знаю, кто из нас сегодня выиграл, но я-то точно не проиграл. Пока в мире есть дьявол, я без работы не останусь.
Договорив, Феликс нагнулся и подобрал футляр с мечом.
— Ну ты и нахал, — восхитился Нестор. — Думаешь, самого дьявола обхитрил? Воспользовался, значит, моей тягой к театральным эффектам…
— Поэтому на мессу я не останусь, — перебил Феликс. — Времени жаль. Лучше пойду отосплюсь. Мне еще сегодня с внучкой гулять…
Он заправил уже порядком замаранные штанины в ботинки, коротко кивнул Нестору на прощанье и осторожно ступил в жидкую грязь.
— Постой, — окликнул его Нестор. — Ты что, так вот возьмешь и уйдешь?
— Да, — остановившись, сказал Феликс. — Но ты не огорчайся: мы теперь с тобой будем часто видеться. А если не с тобой, то с твоими ублюдками. Я всегда предпочитал убивать чудовищ, а не людей… А когда-нибудь я снова убью тебя. Только по-настоящему. Навсегда. Но это будет не сегодня.
— А когда? — выкрикнул Нестор.
Феликс снова остановился и подумал. Легкая улыбка тронула его уста.
— В День Святого Никогда, — сказал он и зашагал через пустырь навстречу восходящему солнцу, с трудом выдирая ноги из чавкающей грязи и подставляя лицо ласковому ветерку.
Утро наступало ясное, но прохладное.
Житомир,
31 января — 5 ноября 2000 года.