В знак официального перемирия между дворами Титании и Мэб была принята традиция обмениваться высокопоставленными заложниками – в знак символического доверия, которого обе владычицы друг к другу в действительности совершенно не испытывали, да и жизнь заложника, если перемирие все-таки нарушалось, играла не слишком-то серьезную роль. Поэтому никого особенно не удивило, когда очередным таким посланником Титания избрала своего незаконного сына, чей статус при дворе был именно таким – громким, символичным, но при этом абсолютно ничего не значащим. Если подменыш-девочка, обладая достаточной унаследованной силой, еще могла, сделав Выбор, переродиться в полноценную фею, то у юношей выбор был невелик: либо удерживать в себе остатки человеческий природы, либо становиться какой-нибудь «неведомой зверюшкой» в услужении крылатых повелительниц. Правда, для самого Думана грань была весьма размытой…
Владычица Мэб не стала возражать против того, чтобы «принца» сопровождала свита из трех таких же полукровок, что и он сам – тех, кто еще не сделал Выбора, вообще мало кто воспринимал всерьез. Признаться честно, колдовской двор понравился четырем «посланникам» гораздо больше волшебного. Метаморфу – так уж точно. Играть роли то коней, то гончих в выездах на ежегодную королевскую охоту было гораздо веселее, чем изображать большую часть времени левретку у ног высокой фаты! Черный рыцарь Анаган тоже впервые смог в полной мере удовлетворить свою природную жестокость, только тогда, выполняя для Мэб самые опасные поручения. Что происходило в голове у Гантлоса, конечно, трудно было предположить, иногда Думану казалось, что от отца-тролля блондин унаследовал не только свою нечеловеческую силу и некоторую скуповатость, но и весьма неторопливую манеру мышления – неизвестно, экономил он так же свои мысли, или только слова. Кажется, королева колдуний была весьма довольна подаренными сестрой по власти и заклятой соперницей игрушками – ей они оказались гораздо более близки по духу, нежели самой высочайшей фате.
А несколько лет спустя была убита чересчур неосторожно приближенной четверкой во время одного из таких торжественных выездов. Именно так, как и планировала Титания. Единственным, чего королева фей не учла, так это пробудившегося в своем сыне честолюбия – она считала их отыгранными картами и, наверное, даже не представляла, как поступать с ними дальше. Непонятно, почему ей не пришло в голову, что те, кто сумел расправиться уже с одной величайшей владычицей, и для другой могут оказаться опасны.
Непонятно – но крайне, что не говори, удачно для них! Иначе это от четверки «рыцарей» Титания избавилась бы при первом же удобном случае, а не наоборот, как в итоге вышло.
Четыре рыцаря гибели и разрушения, уничтожившие волшебное королевство Терра и ввергнувшие мир в многолетнюю войну. Судный день для прошлых владык, вернее, владычиц. То, что причудливо исказившаяся человеческая память в своих мифах и легендах, которым люди не особенно-то и верили, то и дело выдавала за пророчество о грядущей гибели мира, было на самом деле картиной далекого прошлого. Свершившегося.
Вероятно, Огрон был бы и не против объявить себя любимого новым властелином мира. Тем более, что некоторые его права на такую узурпацию трудно было оспорить, но природа полукровки не приняла всей магической «мантии», вынудив принца по-братски разделить отобранное у Титании могущество между всей четверкой, оставив за собой, если и побольше остальных, то незначительно. Одна из верховных фат, разумеется, почти сразу объявила себя новой королевой, но без утраченной «мантии» осталась перед ними почти беспомощной. Позиция всего волшебного народа сильно пошатнулась, большинству пришлось уйти и затаиться в легендарных «холмах», однако уже не только четверо магов, но и сами обыкновенные люди начали безжалостно теснить их. К нынешнему времени существ, обладавших волшебством, на Земле были считанные единицы, да у тех – ну, за исключением самих «рыцарей гибели», конечно – искорки магии едва-едва теплились. Но все-таки некоторым из фей удавалось, скрывая какое-то время свои истинные силы, прятаться среди людей. Их редко хватало очень уж надолго, зато в результате этих попыток жить человеческой жизнью стало появляться на свет значительно больше «подменышей» полукровок. Иногда наследующих достаточно магической силы, чтобы сделать Выбор – особенно это касалось девочек, потенциально способных становиться полноценными феями.
Надо сказать, Думан действительно вовсе не был уверен, что Роксана – именно из них.
– Девчонка только-только вошла в тот возраст, когда их силы начинают проявляться активно, – помолчав, напомнил Огрон. – с кем-то это происходит раньше, с кем-то позже… Как ты сам сказал, ее способности попытались задавить «лечением», но нам-то прекрасно известно, что таким образом их можно не более чем на время затолкать поглубже – но не уничтожить.
– Ей, надеюсь, мне не придется за ней следить неизвестно сколько времени, учитывая, что ничего может и вовсе не произойти?! – встрепенулся метаморф.
– А в чем дело? Радовался бы, что угодил в такие заботливые женские ручки! Когда тебя, горемычного, последний раз обухаживали по полной программе?
Огрон и Анаган, словно забыв о своей очередной неявной стычке, грубовато расхохотались, даже Гантлос изогнул бледные губы в неприятной усмешке, только пронзительный взгляд из-под полей низко надвинутой шляпы остался совершенно холодным и трезвым.
– Если серьезно – попытайся ее спровоцировать. Любое потрясение, не укладывающееся в картину «реального» мира может создать трещину на этом ее панцире из неверия, под которым девчонка прячет свои способности.
– Если вообще есть, чего прятать! – упрямо напомнил Думан. Эти лоси опять заржали, причем Анаган сквозь хохот пытался высказать какую-то, вероятно, кажущуюся ему остроумной, фразу – что-то насчет того, что в этом и заключается «свойственная всем женщинам интрига». Метаморф презрительно фыркнул, но от каких-либо еще возражений воздержался. Он и правда не имел ничего против того, чтобы пожить, наблюдая за девчонкой, в облике птицы. Из всей четверки только у него не было в мире людей ни имени, ни документов, ни официальной профессии – необходимую другим легенду вполне заменяла способность прикинуться кем угодно в нужный момент. Заработку «на жизнь» младший в четверке предпочитал охоту в облике какого-нибудь животного, а если и вращался изредка в мире обычных людей, то обходился там закрепленным своими способностями мошенничеством.
Непонятно еще, сколько «провокаций» Роксане понадобиться, уж чего-чего, а упрямства этой девице явно хватает. Если бы не это ее зоологическое любопытство – идея остаться здесь на какое-то время была бы не такой уж плохой, но сам Думан биологией никогда не увлекался и испытывал некоторые сомнения в том, что птица, обличье которой он принимал, идентична какому-нибудь реально существующему в природе виду. А желания, чтобы его потащили патентовать, как новое слово в орнитологии, чего-то совершенно не было!
Истерический лай пса Артура снаружи как-то немного подозрительно притих.
– Ладно! – Оргрон резко поднялся из кресла. – Действуй на свое усмотрение.
Трое магов исчезли, а четвертый, снова растянулся на диване, вернувшись к прерванному рассматриванию альбома и одновременно с любопытством прислушиваясь к неуверенным шагам девушки и цоканью пса по крыльцу, а потом их возне в прихожей.
Легко Огрону было рассуждать «любое потрясение»! Потрясение-то определенно получилось, даже с некоторым опережением плана – метаморф и не ожидал, что Роксана с ее замороченным мировосприятием окажется достаточно наблюдательной и узнает его в другом обличье. Даже учитывая его невольное восклицание на попытку подергать вывихнутую руку – крыло Думан и правда ухитрился повредить, а превращения, увы, в отличие от трансформаций оборотней в кино, от повреждений и болезней не излечивали.