Она все еще была по другую сторону стола. Он перегнулся через стол.
— Я очень вам благодарен. Больше, чем могу выразить…
Она холодно подняла на него глаза.
— Не за что. Я защищаю собственные интересы. Из вас двоих я выбрала того, кто лучше справится с работой. Только и всего.
— Я не уверен, что справлюсь с ней самостоятельно.
— Зато я уверена, что вам помогут. Приспособятся к новому положению вещей и помогут.
— Я вовсе не это имел в виду. — Он обошел стол и приблизился к ней. — Я прошу именно вашей помощи.
— Конечно, я сделаю все, что смогу.
И она опять отвернулась, став спиной к столу.
— Вы знаете, о чем я прошу. — Она замерла. Теперь он был с ней рядом. Она молчала. — Работы до черта. Слишком много для меня одного. Я не справлюсь без вас. Вы нужны мне как полноправный партнер.
— Партнер? А мне-то казалось, что я и так…
Он схватил ее за руки и повернул к себе лицом.
— Не водите меня за нос. Быть может, сегодня еще слишком рано. Но я хочу вас. Я просто не смогу работать, если вас не будет со мной.
Ответом было молчание. Она по-прежнему смотрела в сторону.
— Пожалуйста, выслушайте меня до конца. Я хочу работать здесь, очень хочу! Но вы для меня неизмеримо важнее. Если на это нет никаких шансов, тогда не поминайте лихом. Тогда я здесь не останусь.
Она по-прежнему не отвечала. Он медленно выпустил ее руки из своих и пошел прочь. Он уже открывал дверь, когда она окликнула:
— Люк!.. — Он обернулся. — Вы должны дать мне время…
Он присмотрелся к ней издали.
— Сколько вам только понадобится. А пока что, — он взглянул на часы, — ровно пять минут. Я повезу вас поужинать…
Она вплотную подошла к нему и подняла лицо. Поцелуй был долгим и нежным. Джеррарду стоило немалых усилий удержать свой голос от предательской дрожи:
— А теперь пойдем, хорошо?..
Когда они вышли из жарко натопленного вестибюля на зимнюю улицу, уже совсем стемнело. Небо было морозное, ясное, в ярких звездах. И оба они, не сговариваясь, посмотрели вверх, в эту словно ледком подернутую высь.
В небе был отчетливо виден Марс, бледно-красная точечка света. Ни Джеррард, ни Анна никогда и не слышали о равнине Конрада.
Равнина эта лежит в трехстах километрах к северу от марсианского экватора. Ее знали до сих пор по фотоснимкам, переданным с пролетевшего вблизи планеты космического аппарата, и именно ее, лишенную заметного рельефа, выбрали как идеальное место для мягкой посадки первого автомата-разведчика.
Двадцатичетырехчасовой марсианский день близился к концу. Маленький кровавый солнечный диск прятался за крутые холмы у кратера на горизонте, и фиолетовые тени бежали по песку и скалам будто исполинские пальцы.
Единственным звуком здесь было слабое посвистывание студеного ветерка, там и сям вздымающего кратковременные песчаные смерчи. Холмы венчали сероватые шапки инея, а в глубине расщелин у основания кратера виднелись лоскутки лишайников со странными очертаниями.
По темно-лиловой чаше неба плыли редкие тонкие облачка, и ничто более не нарушало мертвого покоя ландшафта. Ландшафта, который оставался неизменным год за годом, столетие за столетием.
Ничьи глаза не замечали игры красок, ничьи уши не прислушивались к ветерку, ничьи руки не посягали на дикость скал. Одни лишайники цеплялись за жизнь во влажных расщелинах.
И некому было различить слабый грохот, пришедший из глубин неба. Затем лучи заходящего солнца высветили крохотную искорку, летящую среди звезд.
Мало-помалу отдаленный грохот превратился в надсадный рев ракетного двигателя — на поверхность планеты, опираясь на хвост буйного пламени, спускался “Аргонавт-1”.
Он приближался — ввысь кипящей тучей взметнулся невесомый песок, над равниной закрутились обломки скал, поднятые со своих мест выхлопами ракеты. И вот неуклюжий паукообразный силуэт оперся на свои гидравлические ноги. Спружинив от удара, они неторопливо выпрямились. Двигатель смолк. Тучу пыли постепенно развеяло ветром.
Раскаленное сопло, потрескивая, быстро остыло в разреженной атмосфере.
Где-то в верхней части насекомоподобного корпуса взвыл сервомотор, раскрылся маленький люк, из него высунулась и, щелкнув, развернула свою паутину сложная радиоантенна.
Автоматически включились электронные цепи, оживляя лабиринт хитроумных приборов на борту. Созданное человеком существо приступило к работе. В основании корпуса приоткрылась дверца, оттуда вылезла членистая рука с лопаткой, зачерпнула мягкий марсианский песок и утащила свою добычу внутрь. Измерительные устройства установили температуру, скорость ветра, уровень радиации, содержание кислорода в воздухе.
Мощные передатчики, получив результаты измерений, превратили их в радиоимпульсы и метнули туда, где торжествовали победу, — на Землю, в командный центр на мысе Кеннеди.
В течение всей морозной марсианской ночи “Аргонавт-1” настойчиво добавлял все новые и новые радиоштрихи к картине древней планеты. И по мере того как он выполнял свою задачу, свитые в плотный клубок провода и схемы неизбежно разогревались.
Тепло постепенно добралось и до логической ячейки М-13.
Наутро, через два часа после восхода солнца, “Аргонавт-1” внезапно прекратил свое существование. В клетках его глянцевитого тела начала размягчаться пластмасса.
Хищные триффиды подстерегают нас за оградой
Два романа, объединенные в этом томе, отстоят друг от друга всего на два десятилетия — “День триффидов” одного из крупнейших фантастов Англии Джона Уиндема увидел свет в 1951 году, а “Мутант-59”, написанный врачом Китом Педлером и журналистом Джерри Дэвисом, — в 1972-м, но принадлежат они к разным эпохам не только в английской, но и в мировой фантастике.
“Триффиды” уходят корнями в старую, уэллсовскую почву, которая многое позаимствовала у человечной классики XIX столетия; от нее идет добротная проработка обстоятельств места и времени, “ненужные” пейзажи, неторопливый, отнюдь не телеграфный диалог и — самое главное — психологически достоверные характеристики персонажей. В книгах старых мастеров фантастическая посылка по большей части служила лишь предлогом, поводом, дающим автору возможность высказать свои воззрения на окружающий мир. Не ради демонстрации фантастических мод, в данном случае экзотических трехногих растений, писался этот роман. Тем более не о зеленом кометном фейерверке, ослепившем всех, кто имел глупость на него полюбоваться.
И метеоритный ливень и охотящиеся на людей триффиды понадобились автору для того, чтобы показать, как под ударами стихий рухнула, рассыпалась казавшаяся такой устойчивой нынешняя цивилизация, по крайней мере в ее английском, между нами говоря, не самом худшем варианте.
Хотя о появлении триффидов на Земле говорится довольно кратко, рассказчик, а вернее, автор, успевает сообщить о них немало существенного. Эти безжалостные убийцы свалились на головы людям вовсе не из каких-нибудь космических бездн, они скорее всего возникли “в результате серии биологических экспериментов и, по всей вероятности, совершенно случайно”. Заметим: точь-в-точь как и разрушительный штамм микроорганизмов, с которым мы столкнемся во втором романе. Это первый удар Дж. Уиндема по современной цивилизации, которая азартно копает ямы на своем собственном пути, не отдавая себе отчета в том, что творит. Но писатель идет дальше — триффиды создавались вовсе не ради вкусного масла, оно всего лишь побочный результат опытов по созданию еще одного образца биологического оружия. А затем, как это часто бывает не только в фантастических романах, — трагическая случайность, гибель самолета, облачко мельчайших семян вырывается на волю, и триффиды начинают незапланированное наступление на сушу…
В настоящей фантастике исходная гипотеза никогда не бывает самоцелью, она задумывается как модель, которая при самой отчаянной невероятности собирается из деталей реальной жизни. Так произошло и в романе Уиндема. Триффиды — это символ смертельной опасности, подстерегающей людей за ближайшим поворотом. В таком контексте “дни триффидов” начинают читаться как “дни гнева”, “судные дни”…