Спустя полчаса Ори подняла голову и решилась первой нарушить тишину:
— Эй… Ты спишь?
Депрессивные мысли внезапно перебил голос турианки.
— Нет, не сплю, — ответил Вирибис, все так же смотря в стену, радуясь, что Ори его вернула на землю из бесконечных просторов безрадостной перспективы.
Надо было что-то ответить, так как турианка не ожидала, что Вирибис её услышит. Неуверенно прикусив язык, Ори принялась быстро соображать какую тему для разговора следовало предложить. Политические дрязги и социальное напряжение зразу отмелись — ей не хотелось стать причиной очередного приступа ярости Вирибиса, ведь его стоило пощадить, глядя на слабое состояние. Следовало найти тему общую для подростков-турианцев, такую, которая бы не задела чувств Вирибиса, причём разговоры о школьной жизни также были под запретом.
Турианец все ждал, что Ори скажет, потому что она же вряд ли просто проверила, не спит ли он, а молчание ее было непонятным. Он даже задумался, не померещилось ли, всякое ведь может быть, учитывая, какая сложилась ситуация. Еще через пару секунд он снова начал возвращаться в свои неприятные раздумья, и этого короткого промежутка времени хватило, чтобы парень провалился в апатическое состояние, но тут последовало продолжение диалога, которое на секунду его взбодрило.
— Ты следишь за когтеболом? — Спустя полминуты внутренних терзаний, выпалила Ори, будучи уверенной, что народная спортивная гордость турианцев никого не оставляла равнодушным.
— Следить не на чем, — сухо ответил турианец. — Только если кто-то мне рассказывает. В итоге, получаются разрозненные данные, и я путаюсь, — Вирибис вздохнул. — Не слежу, в общем.
Хоть Каринирис и ответил так, что можно было подумать, будто не хочет говорить, но он надеялся на диалог, потому что так он хотя бы не остается наедине со своими новоприобретенными головными тараканами. Ори стало немного неловко, но Вирибис сказал, что ему рассказывают о когтеболе, то, стало быть, и его не обходят стороной значимые события туранского спорта. Поэтому она, почти сразу, задала следующий вопрос:
— Ты же знаешь, кто такой Нено Раксириан? Трудно, не знать. У него рекорд по очкам за сезон. Крутой когтеболист. Мы с отцом часто ходили на игры «Раэсирских Ракет», когда жили на Палавене… ну, как часто? — Ори на секунду замолчала, понимая, что сейчас Вирибиса могло вывести из себя всё что угодно, особенно её «конформистский» образ жизни, — когда отец брал увольнительные.
Вирибис привстал и вертикально сел, нахмурившись, будто что-то вспоминал:
— Конечно, знаю. Кто ж его не знает. Я даже один матч увидел случайно… Кто там играл?.. — Вирибис еще так недолго посидел, потом резко перевел глаза на Ори. — А, точно. В центре на каком-то из зданий установлен огромный экран, на нем как-то раз показывали матч, это недавно было, и по-моему, это был матч, после которого Нено дисквалифицировали. Народу много было, Валлумский Гром тогда выиграл, все были так рады… Невозможно было даже поверить, что это был всего-лишь товарищеский матч, хе.
Вирибис усмехнулся и посмотрел куда-то в сторону, продолжив говорить после небольшой паузы:
— Кстати, а кто твои родители? Я ведь про себя уже рассказал. Стало быть… — Турианец снова повернулся к Ори, смотря на нее исподлобья, покачивая ногами, сложенными одну на другую. — твоя очередь. На Таэтрус, пожив на Палавене, просто так не переезжают.
Он уже примерно успел представить, кто ее родители — почти был уверен, что они военные, причем довольно зажиточные, ведь торговый центр, где оказались Ори и Вирибис, был совсем не дешевый.
Ори печально вздохнула. Она не хотела углубляться в тему родителей, ибо ей всё еще не было известно, какой оказалась судьба её отца. Но надеясь, что факт того, что она до сих пор не наткнулась на него, говорил о том, что отец живой, пересилила себя, и начала вспоминать:
— Папа — летчик, майор, командующий третьим авиационным штурмовым дивизионом, мама — связист, лейтенант, командир седьмой инженерной роты. На Таэтрус переводили папу. А мама не захотела оставаться в стороне, да и я… была младше, — сощурилась Ори, вспоминая отлёт с Палавена, — поэтому мы переехали всей семьей. Эх, там было весело… Очень красиво… И тут красиво, — она осеклась, — но не привычно. До сих пор. Кстати, ты знал, что Нено из небогатой семьи, и в юности довольно долго лечился? — Ори переключилась на первую тему, — несмотря на подростковый возраст, у него была аденома поджелудочной железы. Он тогда только начинал увлекаться любительским спортом и из-за постоянных не рассчитанных нагрузок и неправильного питания запустил болезнь. Самое любопытное, что его отец тоже когда-то перенес это заболевание. Можно сказать, что у Нено была предрасположенность к этому, и выразилась в довольно тяжелой форме. Но, несмотря ни на что, он поборол недуг долгими терапиями, диетами, перенес операцию, и, главное, не бросил спорт, но подошел к нему с более серьезной стороны, используя все медицинские знания, полученные во время лечения. И последние пять лет Нено возглавляет фонд помощи спортсменам, оказавшимся в подобном положении. Думаю, он не сильно расстроился из-за дисквалификации. У него полно других дел, где он выкладывается на все двести процентов.
Ори говорила быстро и вдохновлено, что даже не удосужилась бросить мимолетный взгляд на Вирибиса, чтобы убедиться не раздражает ли турианца её речь Пока она рассказывала про свою семью, Вирибис пробубнил себе под нос: «И почему я не сомневался…», — но турианка, похоже, даже не обратила на это внимание, тут же перейдя к очередному мотивирующему рассказу. Дождавшись его окончания, Вирибис ответил:
— Да-да, я это уже слышал и ни раз. Когда ты приходишь в больницу и тебе ставят такой диагноз, как у меня, врачи, считающие себя прекрасными психологами, рассказывают одну из таких историй. И не раз, так что про Нено я уже слышал. А так же слышал историю про одного из первых Примархов, который так же героически боролся с какой-то болезнью и в итоге возглавил Иерархию. И про многих других подобных героев. И сюрприз-сюрприз, все они из бедных семей, но как по мне, это больше звучит как издевательство, потому что никто из них не вырос в Клунги, который неофициально называют Криминальными Холмами. У всех были особые диеты, а с этим у меня проблем нет никаких — я иногда не ем днями. Все отдали последние деньги на чудотворную операцию, но мы с отцом последние деньги отдаем не на операцию и даже не на еду, а на страховку, с помощью которой развитие болезни можно замедлить, но не никак ее не вылечить. Наконец, у всех была сила воли такая, что ей можно было горы сворачивать. Херня это все. Если нет денег, то никакая сила воли не поможет, даже когда ты можешь двигать планеты, используя только свое очень сильное желание, — Вирибис замолчал, мотнув головой. Было видно, что он сильно напряжен, но при этом говорил почти спокойно. — А Нено — молодец, помогает спортсменам. Если б твое любимое правительство распорядилось построить побольше спортивных площадок, я, может, и смог бы воспользоваться услугами нашего доблестного борца за здоровье спортсменов. Ты знаешь, где ближайшее поле от Клунги? В десяти километрах. Видите ли, на холмах не построить нормального поля. На другом конце города, буквально, год назад построили спортивный объект чуть ли не в скале, а для бедного северо-запада строить ничего не будут, потому что все разберут, продадут и хоть немного смогут на это прожить. В фонде имени звезды когтебола наверняка денег нет, чтобы тракторами разровнять землю и поставить ворота. Там деньги только для того, чтобы отдавать их в короткие жадные рученки волусов, держащих все страховые в Иерархии. Мошенники они все. И только самопиаром занимаются. Вот какой смысл в профессиональном спорте? Ты знаешь, сколько получают за один матч каждый из игроков? Зрители жрут виски перед экраном, а на следующий день чувствуют небывалый патриотический подъем, с судорожным придыханием рассказывая каждому случайному прохожему, что они вчера увидели, как одна горсть мешков с деньгами накидала очков другой горсти мешков с деньгами, — Вирибис аж покачиваться начал от пробирающей его злости. — Из таких мест, как Клунги, вырывается один в сто лет. Нет возможности оттуда свалить. Как только работодатель узнает, что ты оттуда, он говорит, что даст знать о своем решении и больше никогда не выходит на контакт. Если ты каким-то образом набрал денег, чтобы снять квартиру в каком-то районе поприличней, тебе арендодатель отказывает, как только узнает, что ты из Клунги. Те, кто там родился, там и умирает, каким бы ты хорошим или плохим не был. Или спиваются, или умирают от передозировки, или убивают. Недавно рассказывали, что в какой-то из валлумских тюрем больше половины заключенных — с Криминальных Холмов. И причем, всех ловят за их пределами, так как в сам Клунги полиция не заезжает почти никогда. А там каждого есть, за что посадить. Я не знаю, что должно случиться, чтобы от этого пригорода отвалились все стереотипы, которые выдаются в комплект при рождении каждого его жителя и становятся клеймом. Когда выберемся, спросишь у родителей, что это за место, они тебе точно много интересного расскажут, раз их сюда перевели бороться за стабильность, — турианец закрыл лицо руками, снова поддавшись мыслям о рухнувших надеждах на оппозицию. — Я думал, что только сепаратисты могут это изменить, потому что они нам платили втихаря или еду приносили, несмотря на то, что они не самая богатая организация. А тут они взяли и взорвали торговый комплекс, убив кучу народу. Теперь у таких, как я, вообще никакой возможности нет обрести нормальную жизнь.