— Духи! — она замерла от сковавшего всё тело страха, — на крышу?! Не, не, не! А если..?
Вирибис, поняв, что Ори остановилась, сам затормозил и без слов потянул за собой, держа ее за руку, в которой у нее был фонарик, чтобы она светила прямо. Он никогда и не думал, что этот торговый центр настолько большой, ну или по крайней мере так казалось, пока они бежали по второму этажу. Гул постепенно прекращался, но обломки все еще падали со стороны реки. Судя по хлопкам, которые они издавали при приземлении, они были небольшие. Он глянул в сторону, посмотреть, что происходит, и именно в этот момент он споткнулся и упал, потянув Ори за собой. К этому моменту все уже относительно утихло — здание продолжало гудеть, но кровля перестала рушиться. Он поднялся и помог встать турианке:
— Извини… — парень запыхался, пока бежал, да и голова снова начала кружиться, — давай немного сбавим ход… Там уже близко конец этажа.
Он наверняка этого не знал, но они столько пробежали, что лестница не могла быть далеко. Вирибис потер ушибленное колено и поднял радио, которое, к счастью, не пострадало, но до сих пор молчало.
Они сбавили темп.
Вскоре открытый балкон перешел в череду арок, и наконец завершился дверью, маркированной как выход на крышу. За ней турианцев встретили металлические ступеньки узкой лестницы, огибающей шершавые стены по паре раз с каждой стороны. Внутри замкнутого пространства перехода свистел ветер, который врывался внутрь в открытую наверху дверь.
— Надеюсь, пожарные лестницы целы, — Ори обернулась к Вирибису, шедшему позади неё, когда до выхода на крышу оставались последние ступеньки. — Как думаешь? Мы сможем спуститься с крыши?
— И я надеюсь, — сухо ответил Вирибис, следуя наверх. — Если нет, то придется спускаться снова и искать какие-нибудь черные выходы.
Дверь распахнулась без проблем, и взору турианцев представилось следующее — центр города окутан дымом, но там темно, а вокруг пожары, света нет нигде, светлеющего неба все еще было недостаточно, чтобы что-то конкретно разглядеть. У Вирибиса в прямом смысле отвисла челюсть, а тишину нарушило радио, внезапно нашедшее волну. Из-за сильных помех было трудно разобрать, о чем говорят точно, но из отдельных слов, которые получалось выцепить из эфира, стало понятно, что произошел теракт. Видимо, была поставлена какая-то запись, поэтому ровно то же самое повторилось через некоторое время. Еще пара итераций, и стал понятен смысл: «произошел теракт, ответственность взяли на себя местные сепаратисты, все возможные лидеры осудили все, что только можно». У парня радио само вывалилось из рук, а сам он подошел к воздухопроводу и оперся на него локтями, смотря как горит город.
— Вот теперь точно ни я, ни весь Клунги нахер не нужны никому, — он развернулся и сполз на землю, упираясь спиной в металлическую трубу, закрыв лицо руками.
Так или иначе он чувствовал, что это произошло и из-за него, потому что он иногда помогал сепаратистам и постоянно их поддерживал, не стесняясь своей позиции, но теперь все связанное с этими, как оказалось, зверьми, рухнуло — все надежды, все планы, все идеи, за которые турианец хотел бороться.
Слова Вирибиса заставили Ори вздрогнуть. Он винил себя в собственном же мировоззрении, которое подчинялось лозунгам, изрекаемым далеким от него людьми. Но чем тогда она отличается от него? Всё то, что она знала о мире, было лишь текстами из учебников и беседами родителей и их окружения. И Ори понимала, что ничего не понимает.
Теперь ни пожарные лестницы, ни знание о том, что здание под их ногами может рухнуть в любую минуту, не интересовали Ори. Момент, когда перед глазами предстал вид серого горящего города, укутанного в непроницаемую дымовую завесу, откликнулся острой болью в груди. Выхватив глоток горького воздуха, Ори замерла на пороге. Шипящий голос из радиоприёмника предостерегал население от паники, насколько можно было разобрать хаотично прерываемый эфир. Слух выхватил неясный поток информации о развернутых медицинских лагерях. И затем запись повторилась заново.
— Если кто-нибудь знал… — Она села в паре метров напротив Вирибиса, — родители… они… они хотели лишь защитить… — Последние слова утонули в слезах.
Со словами Ори Вирибис очнулся. Ему сейчас хотелось просто побыть в тишине, так что он подошел к турианке и сел рядом, обняв, наклонив ее к себе, надеясь, что это сработает. Но он снова отключился от внешнего мира, погрузившись в размышления, что же теперь делать ему. С одной стороны, ему просто хотелось сбежать на нейтральную территорию, типа Цитадели, но кто его туда пустит. Да и как добраться до туда? Может, стоит на Омегу отправиться и прожить жизнь быструю, но короткую. С другой стороны, как ему всех бросить? Но точно надо было что-то делать. Оставаться в границе Иерархии ему точно было незачем. Но и тут был подводный камень — болезнь. Он может даже не успеть накопить денег для переезда. А надо было много, потому что отца он оставлять не собирался. Сейчас все больницы будут забиты пострадавшими, и необходимой помощи ему будет не получить. Ситуация получилась патовая какая-то.
Ори, без слов, позволила себя приобнять, уткнувшись в куртку на Вирибисе. Всё что ей хотелось сейчас — оказаться рядом с отцом и матерью, где-нибудь подальше от происходящего ужаса. Зажмурившись, она попыталась представить семью снова на Палавене, в мире и спокойствии. И точно в такой же обстановке она представила Вирибиса с его отцом, хоть и не знала как именно последний выглядит. «Ведь оно так и должно быть», — пронеслось в голове.
Ори не хотелось возвращаться в реальность, но реальность вернула её сама отдаленными голосами. Приоткрыв глаза, она уставилась на рацию, которую всё это время сжимала в руке. Индикатор под крышкой мигал, обозначая, что связь, если и работает, то волна пустовала. Значит, приемник молчал. Турианка вытянула шею, чтобы осмотреться, но загромождения надстроек, вентиляционных труб и антенн закрывали весь обзор на крыше, позволяя любоваться из положения сидя только лишь серым предрассветным небом. Откуда-то издалека ветер принёс звук то ли взрыва, то ли падения чего-то тяжелого и громоздкого. А следом послышалась неясная речь.
— Кто-то разговаривал только что? — Ори еще немного подтянулась вверх, но вставать не торопилась.
Вирибис и сам услышал голоса, но особого значения этому не придал. Ему сейчас по боку было абсолютно все, так что он просто угукнул, даже и не собираясь ничего делать. Турианец все еще был погружен в свои мысли, желая абстрагироваться от окружающего мира и больше никогда туда не возвращаться. Отдаленное причитание повторилось, но на этот раз голос показался более низким и вкрадчивым. Продолжая мысленно сопротивляться реальности, Ори всё же попыталась прислушаться, но отчужденность Вирибиса обеспокоила её больше. Девушка ткнула парня в плечо кулаком:
— Очнись, — она требовательно посмотрела в его глаза, утерев свои слезы, — вдруг это опять мародёры?
Вирибис вздрогнул от неожиданности и прислушался, но ни слова не смог разобрать из доносящихся звуков.
— Да хоть террористы, — турианец ответил и снова провалился куда-то в себя.
Он сейчас был в таком состоянии, что мог вселенную в пуговице разглядеть, но, подождав немного, он выдал новую фразу.
— Хватит слез уже. Приди в себя, — парень подошел к воздухопроводу и сел на него, уставившись вдаль.
Это был восход, который разделил жизнь Вирибиса на периоды до и после. Солнце на Таэтрусе всходило быстро — вот была темень, а через двадцать минут уже все видно, хоть звезда еще и не показалась из-за горизонта. Чем ярче становилось, тем отчетливей становился масштаб катастрофы.
Турианец даже истории Иерархии не знал, а тут в его голову забрел вопрос: а у других рас было нечто подобное? Он искренне верил, что мощная машина промывки мозгов действовала на турианцев, как ни на кого еще, делая из целой расы некую всем довольную патриотичную массу, а тут «борцы за свободу» взяли и взорвали целый город. Зачем, в чем логика, что теперь делать «здравомыслящим»? Или он как раз к таким не относится? Миллиарды турианцев живут в мире и согласии, а он недоволен всем от начала до конца. И точно такие же, как он, устроили этот чудовищный акт. Единственное, что отличало Вирибиса от сепаратистов — он не хотел добиваться цели, хрустя костями под ногами. Хотя теперь не было вообще никакой разницы.