- Ошибаетесь, - заявил Ломов. - Все дело в генетическом коде. Тонкость режиссерского замысла!
- Что, что?
- Основное сокровище людей - гены. Генофонд планеты велик, но небеспределен. Всякое насильственное уничтожение человека, носителя неповторимой комбинации генов, является преступлением.
- Перегибаешь, - сказал Галин.
- Почему? Имею право на свою трактовку. Судите сами: витязь и багатур безусые юноши. У них нет и никогда не будет детей, внуков, потомков. В фильме показан космический полет, который никогда не состоится. Потому что именно эти космонавты никогда не родятся.
- Природа всегда заботится о прочности, она всегда имеет резервы... Грюнвальдская битва, конечно, решала, быть или не быть самостоятельными целым народам...
Баграт ни с того ни с сего окрысился:
- Борьба против захватчиков - преступление?
Ломов попытался объяснить:
- В битве погибли тысячи воинов. Потеряны тысячи комбинаций генов. Убиты настоящие мужчины. Каждая война надолго оставляет последствия...
Сванидзе не слушал. Он хищно изогнулся, стиснув в кулаке невидимый кинжал.
- Прямо абрек какой-то, - усмехнулся Ломов. - Летим всего-то вторую неделю, а он уже бьет копытом.
- Ребята, ребята, - утихомиривал друзей Галин, - не перегибайте палку. Бионетик Ломов построил абстрактную модель в терминах своей науки. Он не учел, что люди - это не его любимые кианы, искусственные существа. У людей в сильнейшей степени развито эмоциональное начало. Чувство патриотизма, национального самосознания...
Бортинженер вскрикнул и полетел на Ломова. Галин едва успел перехватить его.
- Брек, - решительно сказал он. - Бокс отменяется. Предлагаю разойтись, а то командир покажет нам кузькину свекровь.
Ломов презрительно пожал плечами и открыл люк отсека, в котором они жили вдвоем с Галом. В это время раздался зуммер. Трубку снял планетолог.
- Экипажу собраться у меня! - Голос Красова был непривычно взволнован.
- Понял. Микель, не уходи, что-то случилось.
Они быстро поплыли по анфиладе отсеков "Венеры". Миновали кают-компанию, которая одновременно служила кинозалом, библиотекой и столовой. Следом за ней располагался спортивный зал. Ломов вспомнил утреннюю победу в космобол и самодовольно усмехнулся: "Так вот почему зол Баграт! Жаль, не было болельщиков. Спортотсек совмещен с душевой, туалетом и мусоросборником. Больше двух человек не входит..."
"Вот тебе и проблемы космоустойчивости, - думал Галин. - Чуть не подрались эти петушки... Надо что-то придумать".
В это время Баграт открыл люк последнего обитаемого отсека. Дальше, у носа корабля, располагался посадочный атмоскаф "Тетра".
Большую часть командирской рубки занимали пульт управления и электронно-счетная машина, которую Сванидзе звал Эммочкой. В отличие от Киана она не была личностью. Обыкновенный арифмометр, придаток человека. Ломов такие не любил. Космонавты помещались в рубке, если использовали всю кубатуру. Поэтому Баграт сел рядом с Красовым, а остальные всплыли к потолку и повисли вниз головой, наподобие летучих мышей.
- Чего жмемся? - спросил бионетик. - Пошли в кают-компанию!
- Возможно, считать придется. - Лицо у командира багровое, результат давнего ожога. Что-то не задалось у него на Меркурии.
- Считать? - подозрительно спросил Сванидзе. - Что?
- Программу торможения.
- Зачем? - Бортинженер клюнул горбатым носом. - И где мы возьмем топливо?
- Если будет нужно, найдем.
- Не буду искать! Нашел лихача, понимаешь...
- Обстоятельства чрезвычайные, - неторопливо сказал Красов. - Из Центра управления сообщили: пропал Киан.
Бионетик едва не спикировал на голову Баграта.
- От нас утаили, что последние три дня Киан вел себя странно. Перемежал деловую информацию с бессмыслицей. Говорил о каких-то жуках, топорах, дятлах...
- Никита, - растерянно сказал Ломов, - шутишь?
- Вот радиограмма. Ты специалист, тебе и карты в руки. По косвенным данным, в Центре управления полагают, что Киан упал на планету Венера.
- Бред какой-то...
Остальные члены экипажа были поражены не меньше.
- У нас три возможности, - сказал командир. - Первая: прервать полет.
Космонавты недовольно зашевелились.
- Вторая: резко сократить время полета. Может быть, успеем помочь Киану.
- Топлива, понимаешь, в обрез. Надо хорошо посчитать.
- Никита, - подал голос Галин, - стоит ли пороть горячку? Мы можем работать по варианту программы без Киана.
- Это и есть третья возможность.
Через неделю Галим Галин, изучая анализы крови членов экипажа, думал: "Удивительно, до чего гибок человек. Недавно переживали исчезновение Киана, едва назад не повернули. Но вот все утряслось, продолжаем полет к Венере. Испытания на космоустойчивость продолжаются. И у Микеля дело появилось..."
Бионетик долго сидел над радиограммой. Жучки, дятлы и топоры наводили на мысль о мании преследования. Но Киан не мог сойти с ума, как человек не может сойти с рельсов. Разве что в переносном смысле... В результате у Микеля сформировалось нездоровое чувство юмора. Его итальянские глаза начинали испуганно бегать, копна волос каким-то ухищрением вставала дыбом. "Боюсь топора", - с ужасом говорил бионетик. Этой шуткой он изводил пылкого Баграта, которому помогал общаться с Эммочкой в качестве кибернетика. В конце концов Сванидзе выгнал его. Тогда Ломов превратился в биолога и принялся систематизировать данные медицинских наблюдений. Вскоре он выявил ряд тонкостей, которые осветили проблему космоустойчивости с неожиданной стороны. Галин был удивлен. Он знал, что Ломов - крупный специалист в области бионетики, один из создателей Киана. Однако космоустойчивость и бионетика довольно далеки друг от друга.
Полет продолжался штатно. Работали, выстаивали вахты, играли в космобол, читали, смотрели кино. На подходе к Венере произошло ЧП - Ломов, который много времени проводил в спортотсеке, перегрелся на велоэнергомере, а затем переохладился под душем. Он оглушительно чихал, из носа и глаз текло. Как человек, никогда не болевший, быстро скис. Пожелтел, осунулся, жалобно постанывал. Галину пришлось бороться и с болезнью, и с малодушием пациента. Ультрафиолетовое облучение в сочетании с психотерапией поставили Микеля на ноги. В благодарность он обрушил на Галима сонеты Петрарки, терцины Данте, газели Джами, рубай Хайяма, строки Пушкина и Цветаевой. Стихов он знал неимоверное количество. Галин был невозмутим. Он готовил к печати "Очерки планетологии".