«Ныне же пребывают вера, надежда, любовь – эти трое, – говорит апостол Павел; – больше же всех любовь» (1-е послание Коринфянам, 13, 13). А для меня больше всех надежда. Где моя любовь? И как она возможна для меня, если мне лучше оставлять всякую ответственность и всякое дело? Когда чего-то бесцеремонно хотят от меня, я редко ее оставляю – напротив, весь встаю на защиту своей личности: всем своим видом, взглядом, тоном голоса, иногда словом. А мне бы следовало освобождаться от этих усилий – уходить от них в надежде на Бога, Который Сам за меня постоит. Мне лучше было бы сделать то, чего бесцеремонно хотят от меня, но следить, чтобы от меня не исходило ничего сверх этого – в увлечении или сознательном либо бессознательном желании хотя бы так утвердить свою личность. Когда меня не спрашивают, лучше молчать, даже если кажется, будто совершенно необходимо вмешаться. Когда спрашивают, лучше ответить, но дальше этого не идти – пусть даже кажется, что дальнейшее развитие ответа было бы спрашивающему полезно. Главное, всякий раз иметь надежду и оставлять ответственность за себя. Тогда, если я и ничего не сделаю, весь мой вид, взгляд, может быть, незначительнее движение или слово удовлетворят ближнего моего больше, чем энергичные деловые усилия или самый обстоятельный ответ. Тогда для меня не будут возникать и антиномии из-за того, что желания двух моих ближних окажутся несовместны.
Сам я, конечно, не должен разыскивать людей, которым мог бы быть полезен. Не мне не следовало бы и избегать их, бояться их, говоря, что от них мне сильный соблазн ответственности. Ведь они несут мне единственную возможность деятельности – такой, которая не налагает ответственности, а снимает её. Они для меня поле деятельной любви.
Трактат о дальнодействии
Васильевский остров, январь 1973
I.
Летом прошлого года я писал, что Христос освободил меня от всякой ответственности и что Бог возложил на меня абсолютную безответственность. Это правда, что Он возложил ее на меня; но я не принял ее, а лишь принимаю. И Христос не освободил меня от ответственности, а освобождает. «Дух Господень на Мне; ибо Он помазал меня благовествовать нищим, и послал Меня исцелять сокрушенных сердцем, проповедовать пленным освобождение, слепым прозрение, отпустить измученных на свободу, проповедовать лето Господне благоприятное» (Евангелие от Луки, 4, 18-19). Я не согласен с Я. С. Друскиным, что освобождение только актуально – совершается в некоторый момент, и затем все идет по-прежнему до следующего такого же момента. Да, затем я порабощаюсь по-прежнему и даже хуже прежнего, но я знаю, что в среднем моя свобода растет.
Степень моего рабства, то есть принятия на себя ответственности я измеряв моей силой. Я думаю, что для участия в обществе она должна быть в некоторых пределах – не меньше нижнего и не больше верхнего. Если бы она быта больше, я был бы Наполеоном, если бы в этих пределах – здоровым членом общества, но она меньше и неуклонно уменьшается. Поэтому я тот, кого освобождает Христос. Если бы моя сила была в тех пределах, а я старался приложить бо́льшую, я был бы Раскольников. Но она меньше, а я стараюсь участвовать в обществе; поэтому я тот, кто вновь и вновь надрывается под бременем греха.
II.
Страдание, гнев, страх, удовольствие я испытываю оттого, что возбуждаются соответствующие подкорковые отделы мозга. Возбуждающие сигналы приходят сюда от органов чувств, так что их раздражение есть соблазн для меня. Однако сигналы от них поступают также в кору; когда возбуждаются одни ее отделы, я вижу, когда другие – слышу, когда третьи – осязаю. В коре пробегают и нервные связи между приходящими извне импульсами и моими ответными реакциями, обеспечивающими самосохранение. Но в активном, бодрствующем состоянии ее поддерживают потоки возбуждения, исходящие из возбужденных подкорковых отделов. Поэтому вместе со страданием, гневом, страхом, удовольствием я утратил бы восприятие мира и способность элементарно поддерживать себя. Но Христос освобождает меня именно от этих эмоций. Что же мне несет освобождение?
Я думаю, вместе с отмиранием функциональной активности этих отделов в подкорке активизируется новый отдел – я назову его центром переживания Бога, – который во все большей степени берет на себя активацию коры. Взамен ветхого человека, живущего всевозможными страстями, во мне рождается новый человек, который живет одним Богом. Он не подвержен мирским удовольствиям, раздражениям, страданиям и страхам, но может созерцать мир и действовать. Он не подвержен соблазнам.