Итак, реально сейчас нет близкодействий, а с ними и расстояний, которые я чувствую и измеряю только благодаря близкодействиям – свету, звуку, ходьбе. Поэтому нереален и взрыв, с которым они возникли, и время, протекшее с этого мгновения. Я живу обычно в нереальном, иллюзорном мире – мире расстояний, близкодействий и времени. Одно в нем было, другое будет, а есть только я сам, принимающий за звезды нервные импульсы, приходящие в мозг, а за разыскиваемого друга – импульсы, которые от мозга исходят. Созерцая мир, я ухожу от настоящего мгновения так же, как в воспоминаниях, когда за реальные вещи принимаю мысли о них и образы, или в ожиданиях, когда принимаю за них мои намерения и надежды (Я. С. Друскин). Но кто такой я сам? Если это мой мозг, то и сам я нереален, потому что он со всеми своими функциями немыслим без расстояний, близкодействий и времени. Таким образом, вместе с миром я теряю себя самого.
IV.
В реальном мире нет протяженных тел, но, может быть, есть элементарные частицы. Однако нельзя уже говорить об их физических свойствах – массе, спине, заряде, – потому что все они реализуются лишь расстояниями, движением, ориентацией в пространстве. Иными словами, к реальному миру неприменимо понятие материи. Идя от физических представлений, я могу увидеть в нем помимо элементарных частиц лишь дальнодействие, которым они соединены. Но наглядно представить себе это единство я не способен. И я не знаю, можно ли говорить, что в одном случае дальнодействие в каком-то смысле сильнее, чем в другом, так что одни соединения частиц «теснее», нежели другие. Если это и так, я не знаю, сильнее ли связаны частицы моего тела между собой, чем о какими-то другими частицами; в последнем случае моему телу в реальном мире ничто не соответствует и оно умирает совершенно – именно потому, что в действительности его нет и сейчас.
Теперь я хочу сказать о бессмертии на языке физических представлений. Я понимаю его как существование переживаний, имеющих отношение к реальному миру – к миру, в котором нет времени. Очевидно, это должно быть переживание дальнодействия. Оно действует на все частицы, в том числе, на каждую частицу моего тела, но чтобы я переживал его, оно должно действовать на меня как на целое. Подобным же образом я могу не чувствовать близкодействий, затрагивающих все мои молекулы, например, рентгеновских лучей. Я чувствую близкодействия тогда, когда они затрагивают мою психику, т.е. возбуждают эмоциональные отделы мозга. Но в подкорке наряду с ними есть центр переживания Бога. Поэтому жизнедеятельность организм подчинена не одному очагу возбуждения, а двум, оказывается не единой, а раздвоенной. Во мне живут два человека, и дня того чтобы я мот быть причастен дальнодействию как целое, как единый квантово-механический объект, один из них должен умереть. Но центр переживания Бога, придя однажды в активное состояние, умереть или навсегда затормозиться уже не может – я не могу забыть Бога, Христа и закон. И думаю, что такова непременная физиологическая особенность человеческого мозга. У животных нет центра переживания Бога, и потому они целостны и безгрешны; но поэтому они, видимо, не имеют лица. Грех можно понимать как любое возбуждение в подкорковых отделах эмоций – и вызванное близкодействием извне и вызывающее мое близкодействие – при наличии центра переживания Бога. Если, однако, последний не возбужден, я живу, как говорит Я. С. Друскин, в непосредственности греха, и грех не засчитывается мне. Когда же оживает закон, оживает и грех: «Что же скажем? Неужели от закона грех? Никак. Но я не иначе узнаю грех, как посредством закона. Ибо я не понимал бы и пожелания, если бы закон не говорил: «не пожелай» (Исход, 20, 17). Но грех, взяв повод от заповеди, произвел во мне всякое пожелание: ибо без закона грех мертв. Я жил некогда без закона; но когда пришла заповедь, то грех ожил, а я умер; и таким образом заповедь, данная для жизни, послужила мне к смерти, потому что грех, взяв повод от заповеди, обольстил меня и умертвил ею. Посему закон свят, и заповедь свята и праведна и добра. Итак неужели доброе сделалось мне смертоносным? Никак; но грех, оказывающийся грехом потому, что посредством доброго причиняет мне смерть, так что грех становится крайне грешен посредством заповеди. Ибо мы знаем, что закон духовен, а я плотян, предан греху. Ибо не понимаю, что делаю: потому что не то делаю, что хочу, а что ненавижу, то делаю» (Послание к Римлянам, 7, 7-15). Почему закон, данный мне для жизни, послужил к смерти? Потому что с ним я раздвоился, перестал быть целостным объектом, который, подобно элементарной частице, способен в целом участвовать в дальнодействии. Повторю еще раз, что частицы моего тела заведомо участвуют в нем, так как в момент начального взрыва все частицы Вселенной отталкивались от всех и поэтому оказались в одном квантовомеханическом состоянии. Но чтобы я в целом участвовал в нем, чтобы мог его переживать, необходимы два условия: во-первых, я должен быть целостным квантовомеханическим объектом, во-вторых, как целое я должен прийти в близкодействие с чем-то другим – тогда я утрачу индивидуальное состояние и буду находиться в общем с этим другим объектом. Тогда я и он будем соединены дальнодействием, которым я буду жить. Если он человек, это будут ноуменальные отношения, та любовь, когда между нами Христос. Если он мир, я увижу вечный благостный Свет, в Котором когда-нибудь останусь.